На волге еще гремели бои

Обновлено: 05.07.2024

Текст книги "Бабья доля (сборник)"

Приходит пора —
опасаясь молвы,
один из двоих
переходит «на вы».

В глаза не гляди!
За семь верст обойди!
Но только «на вы»
не переходи…

Засуха

Все неотступнее снится
звон прошлогодних полей:
волнами билась пшеница
возле степных кораблей.

Морем
поля называли!
Праздником шла молотьба!
…Что ж вы, дожди, опоздали —
не пожалели хлеба?

Потом пропитаны спины,
солью рубахи прожгло.
Трудно рокочут машины —
видно, и им тяжело.

Медное марево зноя,
рыжие зубья стерни —
бывшее море степное
вброд переходят они.

«Отшумел веселый летний ливень…»

Отшумел веселый летний ливень,
никому не причиняя зла.
Человек становится счастливей,
если видит: вишня зацвела!

Вдруг ему становится дороже
все родное, близкое навек.
Человек без этого не может.
Так уж он устроен, человек.

Вьются пчелы над петуньей синей.
Голубь набирает высоту.
Человек становится красивей,
если рядом видит красоту.

«Ладно. Выживу. Не первая. »

Ладно. Выживу. Не первая!
…А когда невмоготу,
все свои надежды верные
в сотый раз пересочту.

Все-то боли годы вылечат,
горе – в песню унесут.
Сил не хватит —
гордость выручит,
люди добрые спасут.

«Запаздывали первые морозы…»

Запаздывали первые морозы,
и от тепла, наивны и просты,
декабрьские сирени и берёзы
стояли, вешним соком налиты.

Теперь им долго плакать на дороге,
болеть, дрожать, отогреваться вновь,
как девочке, поверившей тревоге, —
большой и так похожей на любовь.

«Гудками теплоходов…»

Гудками теплоходов
тревожа синеву,
стоит над Волгой город,
в котором я живу.

Я знаю, есть на Волге
другие города,
но над моим сияет
солдатская звезда.

Над ним зимой и летом,
и в ночь, и среди дня
горит, не гаснет пламя
солдатского огня.

Я вырасту, уеду
в далекие края.
Но то, что я отсюда,
навек запомню я.

Ах вы, ребята, ребята…

Вспыхнула алая зорька.
Травы склонились у ног.
Ах, как тревожно и горько
пахнет степной полынок!

Тихое время заката
в Волгу спустило крыло…
Ах вы, ребята, ребята!
Сколько вас здесь полегло!

Как вы все молоды были,
как вам пришлось воевать…
Вот, мы о вас не забыли —
как нам о вас забывать!

Вот мы берем, как когда-то,
горсть сталинградской земли.
Мы победили, ребята!
Мы до Берлина дошли!

…Снова вечерняя зорька
красит огнем тополя.
Снова тревожно и горько
пахнет родная земля.

Снова сурово и свято
юные бьются сердца…
Ах вы, ребята, ребята!
Нету у жизни конца.

Кукушка

Когда страна отвоевала,
когда солдат сказал:
«Дошли…» —
в лесу кукушка куковала
и одуванчики цвели.
Совсем как там, в далекой дали,
за русским городом одним,
где всю войну солдата ждали,
считали дни до встречи с ним.

Кукуй, кукушка,
как когда-то.
Кукуй, попробуй угадать,
и сколько лет
служить солдату,
и сколько лет
солдатке ждать.

Прошли года. И так же свято,
как много лет тому назад,
теперь сыны того солдата
на страже Родины стоят.
И в час, когда приходит вечер,
и замирает шум ветвей,
солдат считает дни до встречи
с далекой Родиной своей.

Кукуй, кукушка,
как когда-то.
Кукуй, попробуй угадать,
и сколько лет
служить солдату,
и сколько лет
солдатке ждать.

Девичник

Работницам Волгоградского треста Металлургстрой

Не с печали —
от силы и славы,
не в худой стародавней избе —
во Дворце собираются бабы
и меня приглашают к себе.

Кто бы знал, как я рада бываю!
Приглашением тем дорожу,
все, что есть помодней, надеваю,
раз в году маникюр навожу.

В том Дворце меня счастьем балуют:
издалека завидев, встают,
как родню, у порога целуют,
кумачовый платок выдают.

И уже я собой не владею!
И уже от порога – пою.
Раз в году до конца молодею,
сокровенному волю даю.

Разлетелись на юбках складки —
ни одна не стоит у стены.
Не христовы невесты – солдатки.
Вдовы тех, не пришедших с войны.

Какова она, вдовья забота,
есть ли этой заботе конец, —
на пиру говорить неохота:
не за тем собрались во Дворец!

И по кругу – цветастому лугу —
ни тоскующих взглядов, ни слез.
И танцует с подругой подруга,
как в походе с матросом матрос.

А за окнами, в зареве света,
выше славы, дороже наград, —
их Дитя, их Война и Победа —
их руками построенный Град!

…В эту ночь в переулочках милых,
на проспектах, в садах у реки,
словно звезды, на братских могилах
загораются наши платки.

Как мы там, над могилами, плачем!
Кто нас знает, о чем и с чего.
Плачем – это мы сердца не прячем,
не жалеем, не копим его.

Пусть оно обливается кровью,
пусть болит, пусть над миром горит.
То любовь
повстречалась с любовью.
То с Звездою
Звезда говорит.

«Шестнадцать строк об октябре…»

Шестнадцать строк об октябре —
о том, что иней на заре
прошел по листьям сединой,
о том, что лето за спиной.

Шестнадцать строчек о тоске —
о том, что брошен на песке
обломок легкого весла,
о том, что молодость прошла.

И вдруг, наперекор судьбе,
шестнадцать строчек о тебе,
о том, что с давних пор не зря
ты любишь ветры октября!

Шестнадцать строчек… Я живу.
Дубовый лист упал в траву.
Песок остыл. Ручей продрог.
А я живу. Шестнадцать строк.

Осенью

На огромной клумбе у вокзала,
ветром наклоненная к земле,
поздняя ромашка замерзала,
трепеща на высохшем стебле.

Выгибала тоненькое тело
и сопротивлялась, как могла.
Словно до последнего хотела
быть хоть каплей летнего тепла!

…Поезда вдали гудели встречным.
Люди шли, от ветра наклоняясь.
И ромашка чем-то бесконечным
показалась каждому из нас.

Чистой веткой молодой березки.
Тополиным пухом по весне.
Первым снегом. Брызгами известки
на еще не крашеной стене…

Не одно, наверно, сердце сжалось:
что поделать – каждому свое!
Только в сердце врезалась не жалость —
маленькое мужество ее.

На бессмертье я не притязаю.
Но уж коль уйти – не тосковать.
Так уйти, чтоб, даже замерзая,
хоть кому-то душу согревать.

Кого заботы молодили!
Кого от боли упасли!
Вон сколько ноги исходили,
и сколько руки донесли.

Вон сколько плакала, и пела,
и провожала, и ждала!
И ведь не старая была.
Да, видно, сердце не стерпело.
И мать сдалась.
И мать слегла.

В глазах – не горькое «прости»,
не жаль, не боль – одна тревога:
– Еще пожить бы. Хоть немного.
Ребят до дела довести.

Старая песня

Сядем, что ли. Выпьем, что ли.
Друг на друга поглядим.
Что такое бабья доля —
и о том поговорим.

Бабья доля – в чистом поле
бирюзовая трава,
незабудки на подоле
и на кофте кружева.

Бабья доля – прощай, воля!
Обручальное кольцо.
А еще бывает доля —
уголочком письмецо.

Вот тогда на нем сойдется
черным клином белый свет:
и жива, и сердце бьется,
а и доли больше нет.

Бабья доля – бабья доля.
Нас она не обошла.
В сорок третьем бабья доля
смертью храбрых полегла.

Полегла, да снова встала —
все по-бабьи поняла:
мир из пепла поднимала!
Ребятишек подняла.

Огляди края родные,
стань на волжском берегу.
Этой доли по России —
как ромашек на лугу.

И как выйдешь в чисто поле,
все припомни, оглянись —
этой доле, нашей доле,
бабьей доле поклонись.

«Поэты пишут: “Посвящается…”…»

Поэты пишут: «Посвящается…»
Все чаще пишут. Почему?
Как будто кто-то с кем прощается
и все, в чем перед кем-то кается,
сказать торопится ему.

Как будто кто-то не надеется на все,
чем властвовал вчера.
Не благоденствует: «Успеется!»
А точно чувствует: «Пора».

Что впереди – звезда неясная,
иль тот последний, смертный бой?
Но все святое, все прекрасное
успеть отдать, не взять с собой.

Вот мы и пишем: «Посвящается…»

«Тревогой, болью и любовью…»

Тревогой, болью и любовью,
и светлой радостью горя,
сияла роща Притамбовья
посередине сентября.

Она сияла, трепетала
над коченеющим жнивьем…
Так вот чего мне не хватало
в великом городе моем!

Лесного чистого рассвета,
тропы в некошеном лугу.
И вдруг подумалось: уеду.
Уеду! Хватит. Не могу.

Но только снова, только снова
замру у Вечного огня,
когда глазами часового
Россия глянет на меня.

Когда, родимые до боли,
как первый снег, как вдовий плат,
как две березки в чистом поле,
два этих мальчика стоят.

И боль немеркнущего света
все озаряет синеву…
Кому отдам? Куда уеду?
Кого от сердца оторву?

«Подожди, Пономаренко…»

Подожди, Пономаренко,
подожди – не уезжай!
Посмотри, звенит над Волгой
волгоградский урожай.

За Мамаевым курганом
колыхнулись ковыли.
Не от горя, а от песни
слезы к горлу подошли.

Хочешь знать, Пономаренко,
что сказал о нас народ?
– Без тебя он обойдется.
А без Волги – пропадет!

Люди скажут – как завяжут!
Я и в радость, и в беду
без кого угодно – выживу!
Без Волги – пропаду.

Заиграй, Пономаренко,
на ее крутой волне.
Заиграй такую песню,
чтоб мурашки по спине.

Чтоб неслась от Волгограда,
облетела полземли!
Чтоб не с горя, а от песни
слезы к горлу подошли.

В лагере

Степь вольными травами дышит.
Рассвет подступает к окну.
Проснись раньше всех!
И услышишь:
поют соловьи на Дону.

Услышишь, как шепчется ветер,
о чем-то своем говоря.
Проснись раньше всех!
И заметишь:
встает из-за Дона заря.

И первую чайку над Доном,
и первые росы в степи,
и донник на склоне зеленом
заметь, не забудь, не проспи.

Потом заторопятся двери,
над лагерем горн запоет.
Но ты теперь знаешь и веришь:
тот счастлив, кто рано встает,

кто вольными травами дышит,
подслушивает тишину
и кто самый первый услышит:
поют соловьи на Дону.

Парнишка, сочиняющий стихи

Бывают в жизни глупые обиды:
не спишь из-за какой-то чепухи.
Ко мне пришел довольно скромный с виду
парнишка, сочиняющий стихи.

Он мне сказал, должно быть, для порядка,
что глубока поэзия моя.
И тут же резво вытащил тетрадку —
свои стихи о сути бытия.

Его рука рубила воздух резко,
дрожал басок, срываясь на верхах.
Но, кроме расторопности и треска,
я ничего не видела в стихах.

В ответ парнишка, позабыв при этом,
как «глубока» поэзия моя,
сказал, что много развелось поэтов,
и настоящих, и таких, как я.

Он мне сказал, —
хоть верьте, хоть не верьте, —
что весь мой труд —
артель «Напрасный труд»,
а строчки не дотянут до бессмертья,
на полпути к бессмертию умрут.

…Мы все бываем в юности жестоки,
изруганные кем-то в первый раз.
Но пусть неумирающие строки
большое Время выберет без нас.

А для меня гораздо больше значит,
когда, над строчкой голову склоня,
хоть кто-то вздрогнет,
кто-нибудь заплачет
и кто-то скажет:
– Это про меня.

Дорожная

Тем, кто встречает в дороге новогоднюю ночь

Вьется, вьется поземка,
завевает простор.
И тревожно, негромко
подпевает мотор.
И опять от порога,
от родного двора
убегает дорога —
кладовая добра.

Это дело такое —
ночь в пути коротать.
Это дело мужское —
о дорогах мечтать.
Чтоб жена у порога
ночь ждала – не спала,
убегает дорога —
кладовая тепла.

Ваши добрые руки
в эту ночь на руле.
Ваши полные рюмки
в эту ночь на столе.
Но опять от порога,
зови ни зови,
убегает дорога —
кладовая любви.

Ровесницам

То ли буря, то ли вьюга
снегу в косы намела…
– Ну, подруга!
– Что, подруга?
Вся ли молодость ушла?

Вся ли в поле рожь поспела?
Ежевика отцвела?
Все ли песни перепела?
Все ли слезы пролила?

…То ли просто помолчала,
то ль чего подождала.
Кабы мне начать сначала,
я бы так же начала.

Так же до свету вставала,
те же делала дела,
то же пела, что певала,
тех же деток родила.

Наша песня – наши дети.
Им – и петь, и видеть вновь:
сколько песен есть на свете,
и все песни – про любовь!

От нее себя не спрячешь,
не уйдешь в густую рожь.
…А всех слез не переплачешь.
И всех песен не споешь.

Рябина

Антонине Баевой

Рябина! Чья же ты судьбина?
В кого красна и высока?
Увидишь, выдохнешь:
– Рябина…
Не сразу вспомнишь, как горька.

Уже и речка леденеет.
И снег не в шутку собрался.
Одна рябина, знай, краснеет,
знай, красит темные леса.

И все кого-то согревает,
кому-то издали горит.
А то, что горько ей бывает,
про то она не говорит.

Второе февраля

В свой срок – не поздно и не рано —
придет зима, замрет земля.
И ты к Мамаеву кургану
придешь второго февраля.

И там, у той заиндевелой,
у той священной высоты,
ты на крыло метели белой
положишь красные цветы.

И словно в первый раз заметишь,
каким он был, их ратный путь!
Февраль, февраль, солдатский месяц —
пурга в лицо, снега по грудь.

Сто зим пройдет. И сто метелиц.
А мы пред ними всё в долгу.
Февраль, февраль. Солдатский месяц.
Горят гвоздики на снегу.

«На кургане, гремевшем боями…»

На кургане, гремевшем боями,
не отдавшем своей высоты,
блиндажи поросли ковылями,
разрослись по траншеям цветы.

Бродит женщина берегом Волги.
И на том, дорогом, берегу
не цветы собирает – осколки,
замирая на каждом шагу.

Остановится, голову склонит
и над каждым осколком вздохнет,
и подержит его на ладони,
и песок не спеша отряхнет.

Вспоминает ли юность былую,
вновь ли видит ушедшего в бой…
Поднимает осколок. Целует.
И навеки уносит с собой.

«Всего-то горя – бабья доля. »

Всего-то горя – бабья доля!
…А из вагонного окна:
сосна в снегу, былинка в поле,
берёза белая – одна.

Одна тропинка – повернулась,
ушла за дальнее село…
С чего вдруг так легко вздохнулось?
Ведь так дышалось тяжело!

Уж не с того ли, не с того ли,
что вот из этого окна —
трудна, горька, а вся видна,
как на ладони, бабья доля…

Сосна в снегу, былинка в поле.
Не я одна!
Не я одна.

«Вот и август уже за плечами…»

Н. В. Котелевской

Вот и август уже за плечами.
Стынет Волга. Свежеют ветра.
Это тихой и светлой печали,
это наших раздумий пора.

Август.
Озими чистые всходы
и садов наливные цвета…
Вдруг впервые
почувствуешь годы
и решаешь, что жизнь прожита.

Август.
С нами прощаются птицы.
Но ведь кто-то придумал не зря,
что за августом в окна стучится
золотая пора сентября.

С ярким празднеством
бабьего лета,
с неотступною верой в груди
в то, что лучшая песня не спета
и что жизнь всё равно впереди

«Сколько раз вдали от Волги, вдали…»

Девушкам ансамбля «Калинка» – работницам волгоградского завода «Баррикады»

Сколько раз вдали от Волги, вдали
от единственной, родимой земли
замирала я и плакала я,
чуть послышится: «Калинка моя…»

Вспоминается калина-красна,
дорогая голова Шукшина,
голубой разлив российских полей,
улетающий косяк журавлей.

…Песня милая, спасибо тебе, —
ты как звездочка в пути и в судьбе.
И одна я, а с тобой мы – вдвоём.
Нам и плачется, а мы – все поём…

Как горит осенний красный закат!
Как поёт душа девчат с «Баррикад»:
«Калинка, калинка моя…»
Песня русская.
Кровинка моя.

«На предрассветный подоконник…»

На предрассветный подоконник
легла тяжёлая роса.
Степной кудряш —
медовый донник
на подоконник забрался.

Ах, степь ты, степь!
Переобуюсь, пойду бродить по ковылю.
И поклонюсь.
И полюбуюсь.
А полюбить – не полюблю.

Куда там!
С прадедовой кровью
и с материнским молоком
одной-единственной любовью
в душе тот луг —
за «Красной Новью»,
тот – за Ветлугой,
за леском.
С ромашкой,
кашкой,
васильком.

Командировка

Как тихий вздох стальных дорог —
качнувшийся вагон.
Отхлынул медленно перрон.
Вокзал уже плывёт.
И – с глаз долой, из сердца вон! —
остались дома сто тревог,
сто бед и сто забот.

И вот ты снова, не впервой,
не спишь в такую рань.
И знаешь, что перед Москвой
последняя – Рязань.

Зима и ночь – на полземли.
Ещё полутемно.
Но вот в заснеженной дали
засветится окно.

И, неизменная в веках
всех встреч и всех дорог,
хозяйка с вёдрами в руках
шагнёт через порог.

На миг застынет у дверей.
И словно ей в ответ —
навстречу ей, на радость ей
поднимется рассвет.

Рассвет в есенинских местах —
румяный от зари.
Красней рябины, на кустах
пылают снегири.

Рассвет! И утро впереди,
и встречи, и Москва!
…«Хочу домой!» – горят в груди
великие слова.

Вдовья песня

Годы, как ласточки, мчатся…
Что впереди – не боюсь.
С кем только, милый, прощаться
в час, когда я соберусь?

Выйду ли к Волге с рассветом,
ночь ли в окне простою, —
милый мой, только об этом
думаю думу свою.

Милый мой, выросли дети,
поумирала родня…
Был ты, мой милый, на свете
только один для меня.

Всё, что нам выпало в жизни, —
счастье твоё и моё —
не пожалел для Отчизны.
Всё ты отдал за неё.

Годы – пускай себе мчатся!
Старость не радость, а груз.
…С кем мне, мой милый, прощаться
в час, когда я соберусь?

sasha_bogdanov Александр Богданов Саша Богданов

Победа придёт. Победа живёт. Поёт Владимир Мигуля. Редкое видео rare video. Запись с фестиваля песни в Сопоте (Польша). 1977 год. Автор музыки замечательный русский композитор, поэт, певец и мелодист Владимир Мигуля. Стихи написал поэт Михаил Владимиров.

Pobeda Pridiot. Pobeda Ziviot. Exelent romantic Russian singer Vladimir Migulia is singing beautiful Russian song “Pobeda Ziviot” rare video редкое видео . Pictures are from the final concert of the Sopot 1977 music and song festival.

Победа придёт . Победа живёт . Стихи слова песни текст видео video

Автор музыки композитор Владимир Мигуля .

Стихи написал поэт Михаил Владимиров.


На Волге ещё гремели бои,
А мирный салют был где-то вдали.
Но верил солдат, бросаясь вперёд,
Победа придёт, победа придёт!


Немыслимо красивая,
Неслыханно счастливая,
В салютах и цветах,
Такая, как в мечтах,
Победа, победа!

Не для беды, не для огня

Пусть на земле будет всегда
Эти цветы, эта роса -
Вечной любви весна.

Был яростным бой, был долгим поход
Мы взяли в огне сто тысяч высот
И помнит весь мир какого числа
Победа пришла, победа пришла.


Немыслимо красивая,
Неслыханно счастливая,
В салютах и цветах,
Такая, как в мечтах,
Победа, победа!


Не для беды, не для огня
Пусть на земле будет всегда

Эти цветы, эта роса -
Вечной любви весна.

Мы с этой поры, мы с этой весны
Не знаем беды, не знаем войны,
И в стуке сердец, и в громе работ
Победа живёт, победа живёт!


Немыслимо красивая,
Неслыханно счастливая,
В салютах и цветах,
Такая, как в мечтах,
Победа, победа!

Не для беды, не для огня
Пусть на земле будет всегда

Эти цветы, эта роса -
Вечной любви весна.

Прекрасный методический материал для занятия в школе, лицее или университете на тему музыка, пение, История России 20 век, Великая Отечественная война 1941 – 1945, идеал человека в русской культуре, исторический оптимизм, надежда, романтика, позитивный образ, родина, литература, поэзия, солдат, день победы, 9 мая 1945 года.

Авторский культурный и общественно-политический проект Александра Богданова «Обаятельная Россия» - «Духовная жизнь русских людей в России 20-го и 21 века» - пример того, как с помощью новых информационных технологий можно спасти, сохранить и объединить лучшие произведения, созданные в России, ради новой жизни этих прекрасных произведений в общей культуре нашего народа.

russia , russian song , Pobeda pridiot , vladimir migulia , video , видео, Россия, русская музыка, Владимир мигуля, победа придет, сопот 1977, sopot 1977, pozitifve , romntic , popular , song about war , 1941 1945, v day , 9 may 1945, 9 мая 1945, день победы, солдат, армия, военный, радость, оптимизм, оптимистический, гордость, pride , love russia , victory , optimistic , joyful ,

Posted on Nov. 12th, 2012 at 08:28 pm | Link | Leave a comment | Share | Flag

Баллада о Сталинграде

Не смолкает в степи ураган,
Продувает на марше солдат.
По оврагам и балкам бурьян.
Запрещалось костры зажигать.
На привалах, готовя ночлег,
Плащпалатки стелили на снег.

Неизвестность томила бойцов,
Недосказанность слухов и слов.
Сквозь туман и нависшую тьму
Шли полки третью ночь на войну…
Чтоб не знала разведка врага,
Где сомкнётся людская река…

В ноябре снегом дунуло в шеи
Оккупантам, сидящим в траншеях.
По сожжённым казацким станицам
Роковое возмездье снится,
Приведением – лик Бонапарта,
Знаком бегства – трефовая карта…

Итальянцы, румыны и венгры
Скорпионами мёрзли в степи.
Наступленьем прижатые к стенке,
Как собаки сорвались с цепи,
Затрусили под ржание кляч…
Поломали клыки о Советский… Калач…

Им казалось, что Красная Армия
Уже спела последнюю арию
И они в резервациях Рейха
Станут панами, ханами, шейхами,
Властелинами или сеньорами
В завоёванных русских просторах.

В злобной жадности до исступления
Не хотелось признать поражения.
С Дона, Волги бежали на Запад,
Бросив танки – удобнее драпать…
В плен сдавались полками и ротами,
«Кашей» стать от Катюш неохота.

Но мечтали вблизи лицезреть
На машину, несущую смерть,
Извергающий лаву вулкан,
Сталинградский «небесный орган».
Огнедышащий смерч – не мираж,
От нацистов – пустынный пейзаж…

Внешний фронт отошёл к Нижне-Чирской,
Не осилить заслон богатырский.
Не прорваться Манштейну к своим,
Рукопашною схваткой гоним,
Хвост прижал, батальонами битый,
«Зимних гроз» насмотрелся досы́та…

По тылам шли катюши и танки,
Сверху балки вдруг очередь бьёт…
Если немцам отход прикрывали,
Что так долго играли в молчанку?
Фронтовых не приняли реалий…
Был приказ для разведки – вперёд!

Странно было, по небу стреляли…
Ни один самолёт не летел.
«Диверсантов» без выстрелов взяли.
Оказалось, румын приковали,
С пулемётом навек обвенчали,
Чтоб сбежать не сумели отсель…

Немцы ждали прорыва извне,
Дисциплина для них важней.
Геринг слал им гостинцы с небес,
В Рождество ожиданье чудес.
А кольцо окруженья сжималось.
Жить фашистам осталось малость.

Артиллерии огненный гром
Марш Шопена играл над котлом.
Избивая по-русски люфтваффе,
Чтоб забыли про сладкие вафли.
Немцев гнали в убой на Восток
По кладбищам унылых дорог,

Где кресты и могильные тени
На обугленных танках остались,
Преисподнею жуткой казались,
И страшней, чем бои под Верденом.
На развалины глянуть пришли
«Покорители» нашей земли…

Будут помнить июльский разбой,
Сотни танков вводили свиньёй…
Рассыпались по ветру полки,
Уходили, спасаясь, за Дон,
По изгибу казачьей реки,
Где бессилен прицельный огонь.
Через фронт, пробиваясь в боях,
Пушки вынесли все на руках.
Умирали от ран без воды,
Без снарядов, без пуль и еды.
Степь горела, дымилась земля,
Почернела пшеница в полях.

На воздушных постах заграждения
При налётах вели наблюдение.
От прицельного бомбометания
Ввысь взвевались – аэростаты
Над Сталгрэсом, заводом и станцией…
Невредимым стоял элеватор…

За плацдарм не кончались бои,
На высотках держались намертво
До последнего вздоха груди,
Не склонив краснозвёздное знамя,
Отвергали винтовкой коллизии
Батальоны, полки и дивизии.

Машинист шёл на дерзкие рейсы,
Огонька доставляя гвардейцам…
Легендарные боелетучки –
Паровоз – три-четыре вагона…
Не придумать снабжения лучше
К рубежам полевой обороны.

Силой духа, геройством и мужеством
Из-за облав выходили с оружием.
Что же ждать от фашистов взамен –
Агрессивный мучительный плен,
Злобу лютую, зависть грабителей,
И порядок нацистов губительный.

Не сдавали ни метра земли.
Немцы дальше высот не прошли.
Батальоны ложились костьми
Во главе с командиром дивизии.
От упорства победа зависела,
Если страх не владеет людьми.

В обстановке тяжёлых потерь –
Паникёрам и трусам расстрел!
Самовольно кто вышел из боя,
Тот позор отступленья не смоет.
Без приказа ни шагу назад!
Славной крепостью стал Сталинград.

Долго думали немцы весной
Что им делать с Советской страной:
Ленинград и Москву «съесть» за раз,
Захватить Волгу, Крым и Кавказ.
Или просто в окопах сидеть
И жиреть с «людоедских котлет»…

США и Англии нужен был фронт,
Он для них как спасительный зонт –
Не в Европе, а в северной Африке
За колонии бились вне графика.
Нет у немцев имперского кризиса,
На Восток отправляли дивизии.
Гитлер жаждал реванша и крови,
Планы строились многоэтажные…
В Красной Армии части новые.
В них когорты партийцев отважных
Шли под пули в сраженье первыми
За свободу, за Родину с верой…

В раскалённой от солнца степи
Среди мин нет для жизни тропы.
От бомбёжек стирались кварталы.
Нефть, как факел, на Волге пылала.
Ополчением мирные люди
За свой город вставали грудью.
Изумлённые немцы увидели,
Не случалось им раньше нигде –
В спецодежде лежали убитые,
А винтовку сжимали в руке.
Батальоны рабочих и служащих
Сели в танки, встречали с оружием.

Не несли пироги в угощение,
Не просили у немцев прощения.
Коммунистов и власть не клянут,
В поле танки зенитками бьют…
Баррикады и здания-крепости,
Вот такие в России «нелепости».

Генерал Виттерсгейм[1] предлагал,
Отойти, не сражаться на Волге,
Он не верил в счастливый финал.
Мясорубка бессмысленно долгая.
Населенье гигантского города
Помогало Советам бить во́рогов.

Но отверг предложение Паулюс,
Допустить он не мог разногласия –
Хубе [2] принял командную «паузу»…
Дух моральный солдат «переквасили».
На побоище в этих условиях
Генералы добавили крови…

Мессершмиты косили пехоту,
Раздирали тела миномёты,
Пулемётная била картечь…
Вся надежда на танковый меч.
Из завода гвардейским бригадам
Шла с конвейера танков армада.

Закрывали немного прорыв,
Оборону бронёю прикрыв.
Но фашисты палили термитом,
И железо дырявили в сито.
Надсмехались и пёрли вперёд,
Словно змеи вползали в обвод…

Лезли с юга и с северо-запада,
Твари мерзкие землю залапали:
Армия Гота – танковой рвотой,
Паулюс – барбароссной икотой.
Степь не Африка – зной да ковыль.
От разрывов вокруг гарь и пыль.

Сталинград днём и ночью горел.
Свет ракет расплывался над Волгой.
Методически длился обстрел,
Сея смерть, отлетали осколки.
Вверх швыряло с окопов волной,
Засыпало от взрывов землёй.

Гибли пристани в море огня…
Дни и ночи без отдыха, сна.
К переправам стремились заранее
Вместе с женщинами дети, раненые
На машинах, подводах, быках,
Шли пешком с узелками в руках.

Чёрный дым обволакивал центр,
Словно крысы там рыскали фрицы,
А по склонам речушки Царицы
Пламя вверх разносилось от ветра.
Жар пожара сжирал все постройки,
От подворий до панцирной койки.

Солнце скрылось за чёрными тучами,
Люди жили в надежде на лучшее,
А беда умножалась бедой,
Громче стоны землицы родной –
В «фейерверке» эсэсовских зрелищ
Сорок тысяч в пожарах сгорели.

На дома, предприятия целясь,
С неба демоны жертв новых ищут.
Горожане, спасаясь в тоннелях,
Возвращались назад к пепелищу.
А на улицах битые груды,
От домов только печи и трубы.

По ночам за водой выходили.
До утра не гремели бои.
На печи что могли то варили –
Лебедою заправленной щи.
Автоматом грозя, мародёры
Грабежами облазили город.

В рюкзаках мелочь, вилки да ложки –
Барахольная жажда торговли.
Курощупы устроились ловко,
Им – корову, им – яйца, картошку…
А на пряжке ремня в оправданье:
«С нами Бог!» – для славян в назиданье.

Имя Бога используя в распрях,
Величая убийц высшей расой,
Колонистам от этого слаще?
Размалёванный свастикой ящур
Оживили в поход на восток,
Им Россия – слоёный пирог…

Словно волки, ощеряясь зубами,
Загоняли в клещи́ корпусами,
Зданья рушили взрывами бомб…
Сами влезли в подвалы, как в гроб…
Свили фрицы осиные гнёзда,
Но прижиться им было уж поздно.

А во Франции – праздничный бал,
Смех, улыбки и нет баррикад.
В Сталинграде – кровавый закат,
И звучит – «Интернационал».
Пролетарский под пулями гимн –
Ультиматум стратегам руин.

Обращался Шумилов к бойцам:
«Дети, братья мои, до конца
Защитим Сталинград, нашу Волгу.
Вместе с вами в бою умирать.
А отступим, как в сене иголку
Нам Победу вовек не сыскать».
Под Беке́товкой крайний рубеж,
Но врагу не оставив надежд,
Продержались на Лысой горе,
Сохранили огонь батарей.
Зимовать собирались здесь немцы..
Не пошли на поклон иноземцам…

Неприступный в боях бастион,
Легендарный не сдавшийся дом.
Через площадь хоть землю грызи,
Но до Волги врагам не дойти.
Группа Павлова дерзкой отвагой
Отбивала любые атаки.

Принимая железную дань,
Перепахан Мамаев курган.
Орудийным огнём танк «КВ»,
К дому став, словно вшей в рукаве,
Выжигал с этажа мёрзлых немцев,
На себе испытали Освенцим…
Пушки били прямою наводкою –
Пулемётные точки на клочья.
Сводный полк переправился ночью
Сквозь шугу на рыбачьих лодках,
Атакуя стремительно славно,
Оттеснили врага с переправы.

Отличились гвардейцы Родимцева,
Европейских изгнав проходимцев…
На штыках бой сильней закипал,
Им в Берлин, а здесь русский вокзал…
Полк сибирский повёл капитан[3] –
Штурмом взят был Мамаев курган.

У шестой армии зуд патронный…
Трупы в очередь на похороны…
Прогулялись по странам Европы,
Принимали там с хлебом и солью.
А в России свинца на застолье,
Не поднять головы из окопа.

Пареньки – семижильные мстители –
Выходили на связь через жителей,
Пробирались за линию фронта,
О врагах сообщали в отряд.
Оккупантов сметал с горизонта
Через Волгу летящий снаряд.

Ежедневные выстрелы снайперов
Запугали противника наперво.
Полковая разведка налётами
Угощала по-русски щедротами,
Автоматную сыпала очередь,
Побеждая уверенным почерком.

Гитлер звал к обороне активной
К превосходству немецких солдат,
У арийцев мозги репрессивные –
Шли с сапёрами брать Сталинград.
Убивая защитников улиц,
Не с победой – с блокадой столкнулись…

Крестоносцы костлявой ордой
Осознали, как жить за Невой.
Даже шкуры телячьи пытались
На сараях сорвать и жевать.
Зубы с голода крепче металла,
Воздух в атомы бы расщеплять.

Фюрер в Альпах в те дни отдыхал,
Не сдаваться войскам приказал
И бомбить без конца переправы
Артогнём берег левый и правый…
Небольшие пробоины в лодках
Затыкали соломой, пилотками.

Каждой ночью приняв пополненье,
Вместо мёртвых и ради живых
Вновь бойцы отражали в сраженьях
Бесконечность атак лобовых.
Катера защищали зенитками,
Но взрывали их мины магнитные.
Много раненых переправляли.
Уносило волной их тела.
Медсестра за шинели держала,
Но не всех, к сожаленью, спасла.
Разве хватит девчонке силёнок –
Тонет плот от снарядных воронок…

Велика Сталинградская битва –
Рейх порезала огненной бритвой,
Обезглавив безумцев войны,
В небо залпы земли поднимала.
Кавалерия, руша тылы,
Мчалась следом за танковым валом.

А в бою возле хутора Хлебный,
Ненавидя пришельцев душой,
Итальянцев смешали с землёй,
В пыль растёрли без всяких молебен.
Стали красными танки в снегу,
Но развеялась кровь на ветру.
Под ногами осколки и пули.
Батальоны махорку докурят.
После залпа «Катюш» возле Дона,
Где вода разливалась на лёд,
Шла пехота с оркестром вперёд,
Развевая по ветру знамёна.

Добивались смекалкой успеха,
Где нельзя на машинах проехать,
Под обстрелом, не сдавшись врагу,
Шли шофёры по пояс в снегу,
Привозили на санках снаряды,
Бронебойное жало в бригады.

Высота у противника взя́та…
Боевые погибли расчёты …
Взводный сам по приказу комбата
В полный рост подбежал к пулемёту
И под градом литого свинца
Закрепиться позволил бойцам.

В междуречье, как в зыбке, качало.
Авиация штурм начинала.
Наши лётчики-соколы в долю –
Группу Геринга вдрызг размололи,
За победу в тех зимних боях –
Будем помнить героев в веках!

Еле двигались пленные немцы,
От бессилия падали в снег.
Накормить голодающих нечем –
Обмороженных грязных калек.
На ногах лоскутки из соломы –
Путь на юг обернулся разгромом.

А намылился Гитлер хвалебно
Штурмовать с этой с армией небо…
От избытка безумных идей
От отборных частей – хруст костей,
От солдат, покоривших Париж,
Лишь осталась презренная тишь.

Кто их звал сапогами топтать
Нашу землю, леса, города,
И дотла выжигать всё подряд?
От убийц не осталось следа.
Ни крестов, ни могил, ни имён
От нацистских хвастливых времён.

Спят бойцы, спит Мамаев Курган.
Берега защищают от ран.
Гордый город над Волгой-рекой,
Ты не сдался врагу, ты – живой!
Не забудет народ никогда,
В честь тебя золотая звезда!

Не твоя, милый город, вина,
Что стираются с карт имена.
Сталинград, знаменосец солдат,
Ты сражался не ради наград.
Вечной славой остался в сердцах
Ратным подвигом деда, отца.

[1] Генерал танковых войск фон Виттерсгейм, командир 14-го танкового корпуса. [2] Паулюс предложил Главному командованию сухопутных сил сместить генерала фон Виттерсгейма и позвал в качестве его преемника генерал-лейтенанта Хубе, который командовал 16-й танковой дивизией. Это предложение было принято. [3] На рассвете 16 сентября 39-й гвардейский стрелковый полк под командованием майора С. С. Долгова (13-я гвардейская стрелковая дивизия) и сводный 416-й стрелковый полк 112-й стрелковой дивизии под командованием капитана В. А. Асеева штурмовали и после упорного боя овладели Мамаевым курганом.

Битва на Волге: История, которую следует знать всем, кто собирается воевать с Россией

2 февраля 1943 года Россия и весь мир отмечают победоносное завершение битвы на Волге, ознаменовавшей коренной перелом в ходе Второй мировой войны и ставшей печальным уроком для нацистских захватчиков

Историческое значение продолжавшегося 200 дней и ночей в степях между двумя великими русскими реками Доном и Волгой сражения трудно переоценить. Захват Сталинграда – этой «русской крепости на Волге» и крупного промышленного центра с последующим выходом к Астрахани имел стратегическое значение для гитлеровской Германии.

Во-первых, этим частично решалась основная задача плана «Барбаросса» – выход на линию Архангельск - Астрахань. Во-вторых, падение Сталинграда привело бы к рассечению всего фронта обороны Красной армии на две автономные группировки, что поставило бы на грань уничтожения отрезанные от основных сил и от снабжения войска Закавказского фронта, и захвату гитлеровцами грозненских и бакинских нефтепромыслов.


В-третьих, падение города, носившего имя советского вождя Иосифа Сталина, должно было оказать колоссальное деморализующее воздействие на весь Советский Союз и Красную армию. А, как известно, моральный фактор на войне подчас имеет решающее значение. Ещё Наполеон оценивал соотношение морального и физического факторов как три к одному.

Сражение за каждый метр

Хронологически Сталинградская битва подразделяется на два этапа – оборонительный и наступательный. Первый этап сражения продолжался с 17 июля по 18 ноября 1942 года.

Прорвав в ходе мощного наступления оборону советских войск, немцы вышли в большую излучину Дона, форсировали его и попытались с ходу ворваться в Сталинград. Однако на их пути встало непреодолимое препятствие в виде стойкости и мужества защитников города. Превращённый ударами немецкой авиации в руины город встретил захватчиков упорным сопротивлением.

Все четыре массированных штурма, предпринятых немецкой 6-й армией Фридриха Паулюса, не привели к решающему успеху. Так, группа из тридцати бойцов 13-й гвардейской стрелковой дивизии во главе со старшим сержантом Яковом Павловым и старшим лейтенантом Иваном Афанасьевым 58 дней и ночей удерживала четырёхэтажный жилой дом в центре Сталинграда.

По воспоминаниям командира 13-й гвардейской стрелковой дивизии Александра Родимцева, на личной карте Паулюса дом Павлова был отмечен как крепость. А пленные немецкие разведчики считали, что его обороняет батальон советских солдат.


. Напомним, что Польшу немцы захватили за 35 дней. Франция оборонялась 44 дня, Бельгия – 19, Югославия – 12, Нидерланды – 4. Дания капитулировала практически без сопротивления через несколько часов после начала немецкого вторжения. В Сталинграде же за это время покорители Европы с трудом продвигались с одной улицы на другую, оплачивая каждый метр продвижения вперёд тяжёлыми потерями. Сражение шло буквально за каждую пядь города.

Вот как описывал происходящее со слов раненого немецкого солдата адъютант Паулюса, полковник вермахта Вильгельм Адам:

На переднем крае – сущий ад. Ничего подобного я ещё не видел на этой войне. А я ведь с самого начала в ней участвовал. Иван не отступает ни на шаг. Путь к позициям русских устлан их трупами, но и немало наших подохнут раньше. В сущности, здесь нет настоящих позиций. Они дерутся за каждую развалину, за каждый камень. Нас всюду подстерегает смерть. Здесь ничего нельзя добиться бешеной атакой напролом, скорее сложишь голову…

Тяжёлые оборонительные бои в городе позволили советскому командованию подготовить контрнаступление. 6-я немецкая армия была втянута в уличные бои и безуспешно пыталась сбросить защитников Сталинграда в Волгу, в то время как на растянутых флангах находились более слабые румынские и немецкие части.

По документам убитых немцев мы видели, что долго так гитлеровцы наступать не смогут, что через два-три дня они будут обескровлены и выдохнутся, - вспоминал о ноябрьских боях за Сталинград командующий 62-й армией Василий Чуйков. - Мы чувствовали, что правильно решаем свою задачу: противник не только не уходит из города, но, подтянув свежие силы, снова лезет в петлю, которая, как нам казалось, должна была скоро захлестнуться.


Сталинградский «котёл«

19 ноября 1942 года начинается второй этап Сталинградской битвы. В ходе контрнаступления, получившего кодовое название «Уран», войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов ударами по флангам противника сокрушили его оборону. Освобождение 23 ноября города Калач-на-Дону положило начало окружению 270-тысячной группировки немецких и румынских войск под Сталинградом.

Первый месяц, когда положение окружённой в Сталинграде 6-й армии ещё не было катастрофическим, существовала возможность прорыва из города. Однако Гитлер категорически запретил Паулюсу покидать Сталинград.

В декабре 1942 года ударная группировка Манштейна предприняла попытку деблокады Сталинградского котла. Немецкие танки были остановлены на рубеже реки Мышкова примерно в 40 километрах от начала позиций 6-й армии. После того как под ударами советских войск группировка Манштейна начала откатываться в западном направлении, судьба окружённых в Сталинграде захватчиков была решена.

Обещанное Гитлером снабжение окружённой 6-й армии посредством «воздушного моста» также не имело серьёзного успеха. Из необходимых для поддержания боеспособности группировки Паулюса 700 тонн грузов в сутки в редкие дни с трудом удавалось доставить даже четвёртую часть от этого количества.

Советское командование учло предыдущий неудачный опыт противодействия «воздушному мосту» люфтваффе под Демянском зимой-весной 1942 года и предприняло все меры для того, чтобы свести на нет снабжение окружённых посредством транспортной авиации.

24 декабря 1942 года 24-й танковый корпус Василия Баданова совершил прорыв в тыл противника и атаковал немецкий аэродром в станице Тацинской, уничтожив несколько десятков транспортных самолётов противника. Кроме того, попытки доставить продовольствие, боеприпасы и медикаменты окружённым немецким войскам в Сталинграде встречали противодействие со стороны советских наземных средств ПВО и истребительной авиации.

Агония и запоздалое прозрение

Агония 6-й гитлеровской армии началась сразу после начала нового, 1943 года. 10 января, после того как Паулюс категорически отверг предложение командующего Донским фронтом Константина Рокоссовского о капитуляции, Красная армия приступила к ликвидации окружённой немецкой группировки, получившей название «Кольцо». К концу января уцелевшие остатки 6-й армии оказались отрезанными друг от друга в трёх локальных «котлах», которые по факту являлись отдельными очагами сопротивления.


Категорически запретив капитуляцию, Гитлер присвоил Паулюсу звание генерал-фельдмаршала с намёком на самоубийство, так как «ни один немецкий фельдмаршал ещё не сдавался врагу». Однако брошенный на произвол судьбы вышестоящим военным руководством командующий 6-й армией выбрал жизнь и 31 января сдался вместе со всем своим штабом. Последние очаги сопротивления нацистских войск под Сталинградом были подавлены 2 февраля 1943 года, когда сложили оружие остатки «северной» группировки из 11-го армейского корпуса Штрекера.

О том, какая обречённость царила в последние дни Сталинградского котла в рядах окружённых, красноречиво свидетельствуют строчки из последних писем гитлеровских вояк своим родным и близким. Ещё недавно рассчитывавшие на «лёгкую прогулку» по российским просторам и никак не ожидавшие такого «горячего» приёма, они в исступлении проклинали войну, Гитлера и всех, кто их отправил на завоевание «этой ужасной страны».

Дни, переживаемые нами сейчас, ужасны. Но, несмотря на это, тебе не следует обо мне беспокоиться, - писал своей невесте в Германию обер-ефрейтор 87-го артиллерийского полка Арно Беец. – Всё равно никто мне не поможет. Как чудесно могли бы мы жить, если бы не было этой проклятой войны! А теперь приходится скитаться по ужасной России, и ради чего? Когда я об этом думаю, я готов выть с досады и ярости.

Мы находимся ещё вблизи Сталинграда. Русские атакуют наше расположение каждый день большими силами. Дорогая Паула, такого я ещё не видел, многое уже пришлось увидеть и пережить, но такое – это сверх всего, к тому же ещё холод, и сильный ветер рвёт лицо. Ко всему этому ещё и голод, страшный голод. Только вечером нам дают поесть. Всё съедаешь, и потом лишь через 24 часа, лишь вечером получаем еду. Дорогая Паула, я едва держусь на ногах, нет сил…», - проклинал в письме жене свои злоключения в России ещё один «покоритель Европы», признаваясь, что «мы в худшем положении, чем звери».

К сожалению, захватчики слишком поздно осознали, что воевать против русских – это занятие, которое со 100-процентной вероятностью чревато весьма неприятными последствиями. Только на завершающем этапе Сталинградской битвы в советский плен попали свыше 90 тысяч военнослужащих вермахта, включая 24 генералов. Ещё несколько сотен тысяч немецких, румынских и прочих горе-завоевателей навсегда остались лежать в промёрзшей степи, поверженные русскими пулями или ставшие жертвами голода, холода и болезней. Дошло до того, что по случаю гибели 6-й армии Гитлер объявил в Германии трёхдневный траур.


«Марш артиллеристов», история песни.

Советская артиллерия с первых дней Великой Отечественной войны достойно проявила себя в боях, умение и отвагу наших артиллеристов отмечали как советские, так и немецкие военачальники. Безусловно, звёздный час советской артиллерии пришёлся на 19 ноября 1942 года - начало операции "Уран", в честь чего артиллеристы получат свой профессиональный праздник.

А своего звучного грозного марша, как у авиации, танкистов, кавалерии тем более пехоты у такого замечательного рода войск пока не было ("Песня артиллеристов" 1937 года, написанная самими братьями Покрасс и Лебедевым-Кумачом, почему-то не получила большого распространения, хотя вполне соответствует.

Исправили положение советский поэт Виктор Михайлович Гусев и композитор Тихон Николаевич Хренников. Написанный ими в 1943 году - в самый разгар Великой Отечественной войны - "Марш артиллеристов" стал главным маршем этого славного рода войск.

Грозный, разящий, зовущий к окончательной Победе над ненавистным врагом, к мести за все вражеские преступления, совершённые на родной земле, марш прижился на долгие годы. Авторы сумели ввести в текст даже афоризм - визитную карточку артиллеристов: "Артиллерия - бог войны".
А у советской артиллерии были новые звёздные часы - на Курской дуге, в Белоруссии, в Висло-Одерской и Берлинской операциях.

Гусев Виктор Михайлович

Хренников Тихон Николаевич

Помимо концертов и парадов, "Марш артиллеристов" звучал в фильме "В 6 часов вечера после войны" 1944 года (автор сценария - тот же Виктор Гусев, композитор - тот же Тихон Хренников), в том же фильме звучал и "Марш защитников Москвы". Также марш исполнялся солдатами в фильме "Наградить (посмертно)" 1986 года.

К сожалению, после смерти Сталина "Марш артиллеристов" настигла участь многих военных маршей. Под раздачу попали припев и последний куплет: вместо "Сталин дал приказ!" поставили "точный дан приказ!", "сотни тысяч батарей" поменяли на "многие тысячи", вместо "в честь нашего Вождя" - "в честь армии родной" (при Брежневе и вовсе скатились до "в честь партии родной" ).

Хотя переделки имеют место быть, но им не удалось затмить оригинал (иначе, наверное, и быть не могло).

На юбилейном Параде Победы 1995 года был исполнен оригинальный "Марш артиллеристов" - написанный Гусевым и Хренниковым в боевые дни 1943 года.

ТЕКСТ "Марш артиллеристов":

Горит в сердцах у нас любовь к земле родимой,
Идём мы в смертный бой за честь родной страны.
Пылают города, охваченные дымом,
Гремит в седых лесах суровый бог войны.

Припев:
Артиллеристы, Сталин дал приказ!
Артиллеристы, зовёт Отчизна нас!
Из сотен тысяч батарей
За слёзы наших матерей,
За нашу Родину - огонь! Огонь!

Узнай, родная мать, узнай жена-подруга,
Узнай, далёкий дом и вся моя семья,
Что бьёт и жжёт врага стальная наша вьюга,
Что волю мы несём в родимые края!

Пробьёт победы час, придёт конец похода.
Но прежде чем уйти к домам своим родным,
В честь нашего Вождя, в честь нашего народа
Мы радостный салют в победный час дадим!

Припев:
Артиллеристы, Сталин дал приказ!
Артиллеристы, зовёт Отчизна нас!
Из сотен тысяч батарей
За слёзы наших матерей,
За нашу Родину - огонь! Огонь!

Читайте также: