Есть на волге утес о каком утесе идет речь
Обновлено: 05.07.2024
Есть на волге утес о каком утесе идет речь
Песня «Есть на Волге утёс…» или русская Марсельеза, как стали называть ее революционеры-народники, написана двести лет спустя после восстания Степана Тимофеевича.
То ли бандит, то ли бунтовщик, то ли террорист, то ли оппозиционер, которого четвертовали с особой жестокостью ровно 345 лет назад (в 1671 г.). Удивительно, но время правления Алексея Михайловича называется «бунташным», в отличие от имени, усвоенного в истории этому царю.
Для меня до сих пор остается загадкой, почему правление второго Романова закончилось открытым народным бунтом против установившейся системы правления, а сам царь почему-то назван «Тишайшим».
Хотя именно с этим царем в Россию пришли крепостное право, обнищание народа, бессрочные сыски беглых крестьян, бунты, война, церковный раскол и, как последняя кровавая точка его тихого правления, восстание Стеньки Разина.
В глазах народа Степан Тимофеевич был и остается почти мистическим народным героем, о котором сложились легенды, сказания, былины, предания, стихи, пьесы. Песня «Есть на Волге утёс», написанная в 1864, была легально напечатана в 1870.
Это было время Александровских реформ и отмены крепостного права, а появление такой песни означало, что восторжествовало то, за что боролся народный герой: крестьянин получил свободу. Взгляды автора песни были тогда еще либеральными и он печатал в «Вестнике Европы» вот такие стихи.
Было времечко, время давнее,
Время давнее, время славное:
На Руси жила воля-матушка;
Никого она не боялася,
И никто не смел обижать ее.
….Но пришла на волюшку невзгодушка.
Юрьев день у бедной воли отняли
И детей ее, людей свободныих,
В кабалу по смерть боярам отдали.С той поры лихой воля-матушка
От бояр ушла во дремучий лес,
Во сыром бору схоронилася,
С темной ноченькой породнилася.
(А.А.Навроцкий, Отрывок. 1871)
Автор песни и стихов - Александр Александрович Навроцкий, генерал-лейтенант, крупный военный юрист и чиновник. Писать он стал в тридцать лет, продолжив после выхода в отставку. Писал очень много: пьесы, стихи, былины и все - на сюжеты древнерусской истории. В 1879-83 годах стал издателем и редактором журнала «Русская речь», к которому привлек немало известных писателей, например, Ивана Гончарова и Николая Данилевского.
Правда, через четыре года Навроцкий разорился, истратив все свое состояние на издание журнала. Во второй половине шестидесятых Александр Александрович был довольно известным в литературных кругах, но в историю литературы вошел как автор всего трех стихотворений – о Стеньке Разине, Ермаке и о судьбе воли на Руси.
И произошло это во многом благодаря большой популярности, которую стихи приобрели среди революционной молодежи. Но сам автор вскоре резко поправел и стал исповедовать консервативные, если не сказать реакционные, взгляды, считая самодержавие , православие, народность – тремя столпами, на которых стоит и будет стоять Россия.
Не случайно, что в начале XX века он становится основателем черносотенного движения. Зная это, тем более удивительно, что песня превратилась в гимн русских революционных демократов: «Утес…» был любимой песней народовольца Александра Ульянова. Но в это время сам автор стихов уже относился ко всем новым веяниям – атеизму, прогрессивной литературе, западникам, нигилистам, революционерам разного толка – резко отрицательно и меньше всего хотел революции.
Иногда он критиковал всевластие бюрократов, но искренне считал царя народным благодетелем. Стихи быстро стали народной песней, которую начали использовать в революционной пропаганде. Музыку к песне написала Александра Рашевская, собравшая ее из разных мелодий. Позднее музыку к стихам написал и сам автор, но она не прижилась.
Через три года после публикации «Утеса…» революционеры нелегально издают ее в Женеве вместе с отредактированной революционерами хроникой «Стенька Разин», но имени автора на нем уже нет. Так песня превратилась в русскую Марсельезу, которую пели в революционном подполье.
После революции имя автора песни не нигде упоминалось. Очевидно, из классовых соображений и монархических взглядов Навроцкого. Правда, печатать песню не перестали в силу революционно-народного ее содержания. В авторском варианте песня имеет тринадцать строф, из которых поется только семь, а то и меньше.
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края;
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.На вершине его не растет ничего,
Только ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл,
И с тех пор его именем звался.И хотя каждый год по церквам на Руси
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.Раз, ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал.
И под говор волны, средь ночной тишины
Он великое дело задумал…И задумчив, угрюм от надуманных дум,
Он наутро с утеса спустился,
И задумал пойти по другому пути, -
И идти на Москву он решился.
Стихи песни написаны на основании предания, которого А.А.Навроцкому рассказал рыбак-крестьянин, о чем автор поведал в одном из своих рассказов. Речь идет о таинственном утесе, о котором в народе ходили легенды и мистические истории. Утес существует на самом деле и находится на границе между Волгоградской и Саратовской областью.
Он разделен пополам оврагом с названием «Невольничьего» или «Дурманного». О нем тоже ходят страшные истории. С юга к утесу примыкает Дурман-гора, в которой есть несколько старообрядческих пещер. Согласно легенде, на вершине утеса располагался штаб атамана. Он с высоты выслеживал корабли купцов, направлял на них своих бойцов и грабил.
При этом пленников сбрасывали в тот самый "Невольничий" овраг. На этом месте, согласно той же легенде, он утопил в Волге персидскую княжну. Сложились и другие легенды как об утесе, так и и о Дурман-горе. Рассказывают, что якобы два бурлака, взобравшись на утес, увидели дверь, ведущую под землю.
Они вошли в нее и перед их глазами предстала светлица, вся обставленная иконами, драгоценностями, мешками с золотом и стеклянным гробом посередине. Помолившись на икону, один из бурлаков разбил гроб, и из него встала живая Марина Мнишек, которую бурлак начал стегать, а второй – его останавливать. Тогда какая-то нечистая сила отбросила этого бурлака за дверь, а сама дверь бесследно исчезла вместе с его другом.
Говорили и о том, что в этих местах ходит призрак Степана Разина, неоднократно являвшийся местным жителям, а также, якобы на Дурман-горе есть клад с награбленными драгоценностями и золотом. Крестьяне пошли его искать на гору, но через некоторое время с ними начали происходить удивительные вещи: на них кинулось стадо бешеных коров, а потом началась буря, из которой показалось трое разбойников.
Крестьяне кинулись бежать. На другой день в яме уже ничего не оказалось. Но эту загадку ученые все-таки разгадали: об аномалиях Дурман-горы. Оказалось, что в этих местах очень сильное электромагнитное излучение, которое является следствием когда-то существовавшего здесь вулкана. Так что то, о чем рассказывается в песне «Есть на Волге утёс», это не просто игра воображения поэта, а вполне реальная история.
"Есть на Волге утёс. " - подскажите слова песни и про какой утёс речь?
Есть на Волге утёс, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края.
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
Из людей лишь один на утёсе том был,
Лишь один до вершины добрался.
И утёс человека того не забыл,
И с тех пор его именем звался.
И поныне стоит тот утёс и хранит
Все заветные думы Степана,
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житьё атамана.
Удалое житьё
Атамана.. .
Речь идёт об утёсе Стеньки Разина
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края;
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
На вершине его не растет ничего,
Только ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.
Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл,
И с тех пор его именем звался.
И хотя каждый год по церквам на Руси
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.
Раз, ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал.
И под говор волны, средь ночной тишины
Он великое дело задумал.
Но свершить не успел он того, что хотел,
И не то ему пало на долю;
И расправой крутой да кровавой рукой
Не помог он народному горю.
Не владыкою был он в Москву привезен,
Не почетным пожаловал гостем,
И не ратным вождем, на коне и с мечом,
Он сложил свои буйные кости…
И Степан, будто знал, никому не сказал,
Никому своих дум не поведал,
Лишь утесу тому, где он был, одному
Он те думы хранить заповедал.
И поныне стоит тот утес и хранит
Он заветные думы Степана;
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.
Но зато, если есть на Руси хоть один,
Кто с корыстью житейской не знался,
Кто свободу, как мать дорогую, любил
И во имя её подвизался, -
Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет,
Чутким ухом к вершине приляжет,
И утес-великан всё, что думал Степан,
Все тому смельчаку перескажет.
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края;
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
На вершине его не растет ничего,
Только ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.
Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл,
И с тех пор его именем звался.
И хотя каждый год по церквам на Руси
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.
Раз, ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал.
И под говор волны, средь ночной тишины
Он великое дело задумал…
И задумчив, угрюм от надуманных дум,
Он наутро с утеса спустился,
И задумал пойти по другому пути, -
И идти на Москву он решился.
Легендарный утес, с которого известный разбойник и бунтовщик Степан Разин выслеживал караваны купеческих судов, находится у впадения реки Уса в Волгу.
ЕСТЬ НА ВОЛГЕ УТЁС муз. А. Рашевской, сл. Б. Палийчука
В воспоминаниях композитора Марка Фрадкина о своём пребывании в осаждённом Сталинграде, опубликованных в 1946 году журналом «Советская музыка», имеется вот такое интересное свидетельство:
«Помню, как во время одной из ночных варварских бомбёжек города, в короткую минуту затишья, на центральной площади я слышал, как группа людей пела широкую, как Волга, песню «Есть на Волге Утёс». Это звучало символически. Уже тогда образ города-героя приобретал конкретное воплощение в песне»
Нечто подобное можно прочитать и в романе Аркадия Первенцева «Честь смолоду»:
«Бойцы из сталинградского полка уже столпились у двух баянов. К нам доносятся слова популярной песни.
Песню начинал голосистый дуэт, и сотни голосов подхватывали её дружным хором. Пелась она людьми, только что пришедшими с линии боя, и пели её то так торжественный и устрашающий гимн, то как песню печали, тоскуя о погибших, то снова звучала в ней вера в победу. Хорошо ложатся на сердце такие песни!»
Трудно отделаться от впечатления, что оба автора независимо друг от друга рассказывают об одном и том же эпизоде, свидетелями которого им довелось быть. Они слышали, как на мелодию старинной песни «Утёс Стеньки Разина» бойцы пели другую песню, с новым, «военным» текстом.
В этом новом тексте вместо легендарного утёса фигурировал «утёс броневой», на который свинцовым прибоем налетает «захватчиков стая» и разбивается о его неприступные стены. А имя неприступного утёса - Сталинград.
После войны, когда стали записывать и издавать многие самодеятельные фронтовые песни, выяснилось, что никто не знает имени автора текста любимой воинами-сталинградцами песни «Есть на Волге Утёс», оно как-то затерялось в потоке многочисленных перепечаток и переизданий популярной песни. К тому же, музыковеды не знали, кому принадлежит та старинная мелодия песни «Утёс Стеньки Разина», на которую кто-то сочинил новый фронтовой» текст. В общем, сплошная загадка.
В 1974 году в газете «Советская Россия» № 36 появилась публикация, принадлежавшая известному украинскому поэту и писателю, члену Союза писателей СССР с 1939 года, подполковнику в отставке киевлянину Борису Палийчуку. В ней писалось:
«В дни жестоких боёв в Сталинграде, в августе-сентябре 1942 года, я пробовал написать слова на мелодию старинной русской песни «Есть на Волге утёс», придав этой крылатой фразе совершенно новое, боевое значение.
Дороги военного корреспондента в разгар обороны Сталинграда часто приводили меня в войска легендарной 62-й армии нашего фронта и на другие участки обороны города. Бои шли буквально за каждый дом города-героя. Эти отдельные дома были поистине твердынями обороны, где наши воины стояли насмерть, выполняя приказ Родины «Ни шагу назад!». И вот эти крепости-дома напоминали мне неприступные утёсы, о которые разбивались атаки врага.
Эти боевые впечатления просились в стихи, и, естественно, на память приходила исконно русская песня о волжском утёсе. Строка за строкой складывался образ Сталинградского утёса, воплотившись в новые слова старого напева.
Вот и всё, что я могу сказать о рождении песни «Есть на Волге Утёс», посвященной героическим защитникам Сталинграда».
Так обнаружился автор текста знаменитой песни. А как же автор мелодии? Неужели он так навсегда и останется неизвестным? В 1984 году в журнале «Музыкальная жизнь» №21 был напечатал очерк музыковеда Леонида Гофмана «Утёс Стеньки Разина».
В очерке рассказывалось, когда и при каких обстоятельствах выпускник Второго кадетского корпуса в Петербурге Александр Навроцкий сочинил балладу об утёсе, на который будто бы взбирался народный герой Степан Разин и здесь обдумывал планы своего восстания против царя.
И здесь же рассказывалось, что мелодия к этой балладе была написана в начале 70-х годов XIX в. в городе Чернигове студенткой-революционеркой Анной Рашевской.
Никаких опровержений эта версия не встретила, поэтому мы её приняли как установленный факт.
Есть на Волге утёс,
Он бронёю оброс
Что из нашей отваги куётся.
В мире нет никого,
Кто не знал бы его,
Тот утёс Сталинградом зовётся.
Об утёс броневой
Бьёт свинцовый прибой,
Налетает захватчиков стая.
Но стоит он стеной
Над равниной степной,
Ни сомненья, ни страха не зная.
На утёсе на том
На посту боевом
Встали грудью орлы-сталинградцы.
Воет вражья орда,
Но врагу никогда
На приволжский утёс не взобраться.
Там снаряды гремят,
Там пожары дымят,
Волга-матушка вся почернела.
Но стоит Сталинград,
За великое правое дело.
Сколько лет ни пройдёт,
Не забудет народ,
Как на Волге мы кровь проливали,
Как десятки ночей
Не смыкали очей,
Но врагу Сталинград не отдали.
Эх ты, Волга-река,
Ты видала сражений немало.
Но такой лютый бой
Ты, родная, впервой
На своих берегах увидала.
Мы покончим с врагом,
Мы к победе придём.
Солнце празднично нам улыбнётся.
Мы на празднике том
Что стальным Сталинградом зовётся.
«Верден на Волге»
«Верден на Волге» Боевые действия на советско-германском фронте содержат в себе весь спектр военной истории. Сталь холодного оружия и лихие кавалерийские атаки мало чем отличаются от сражений средних веков; лишения и страдания, испытываемые солдатами в вонючем окопе
2.6. Почему на якобы ранних картах Новую Землю изображали правильно, то есть островом, а на более поздних — неправильно, то есть полуостровом
2.6. Почему на якобы ранних картах Новую Землю изображали правильно, то есть островом, а на более поздних — неправильно, то есть полуостровом Войдя в Сибирь, Романовы, наконец-то, получили возможность уточнить старые географические карты, доставшиеся им еще от эпохи
Глава 4 Сионизм, как он есть, или Израиль, как он есть
Глава 4 Сионизм, как он есть, или Израиль, как он есть Здесь разум пейсами оброс, И так они густы, Что светит разум из волос, Как жопа сквозь кусты. И. Губерман Израиль создан 14 мая 1948 года на основании резолюции Генеральной Ассамблеи ООН № 181 от 29 ноября 1947 года. Он создан,
Фантастическая сила Самсона (то есть Земщины) – врага филистимлян (то есть опричников)
Фантастическая сила Самсона (то есть Земщины) – врага филистимлян (то есть опричников) Тогда понятно постоянное подчеркивание Библией невероятной мощи Самсона. Если бы речь шла о конкретном человеке, то приписываемые ему подвиги выглядели бы по меньшей мере
От Дона к Волге
От Дона к Волге Сам командующий 6-й армией вначале поддался всеобщему ажиотажу и поверил в то, что с выходом к Сталинграду проблем не будет. Его армия попыталась легко и свободно широким фронтом выйти к городу. Не тут-то было. Обнаружилось прибытие советских подкреплений,
Сарай-на-Волге
Сарай-на-Волге Вот что сообщает о столице Дешт-Кипчакии, городе Сарае арабский писатель Ибн-Араб-шах («Сын Арабского Шаха»): «При содействии этих сеидов Сарай сделался средоточием науки и рудником благодатей. В короткое время в нем набралось здоровая доля ученых и
3. Древне-сирийский (то есть русский), он же — дамасский (то есть московский) булат
3. Древне-сирийский (то есть русский), он же — дамасский (то есть московский) булат По-видимому, металлурги и оружейники Руси-Орды обнаружили, что добавки метеоритного железа (из обломков метеорита, упавшего около Ярославля) значительно улучшают качество стали. В
Сарай-на-Волге
Сарай-на-Волге Вот что сообщает о столице Дешт-Кипчакии, городе Сарае арабский писатель Ибн Араб-шах («Сын Арабского Шаха»):«При содействии этих сеидов Сарай сделался средоточием науки и рудником благодатей. В короткое время в нем набралась здоровая доля ученых и
РУСЫ НА ВОЛГЕ
РУСЫ НА ВОЛГЕ Что представляли собой русы как народ? Если внимательно изучить договоры 913 и 944 годов Руси с Византией, то видно, что русь — народ оседлый, давно живущий на своих землях. Среди русичей явно выделяется торговое сословие, активно торгующее, в том числе через
В дни победы на Волге
В дни победы на Волге Хмурый туманный рассвет 19 ноября я встретил на командном пункте одного из стрелковых полков 65-й армии. Часов в шесть пошел снег. Крупные мокрые хлопья кружились в промозглом воздухе. Видимость совсем ухудшилась.Бело-розовые сполохи осветительных
5. «Древне»-сирийский (то есть русский), он же – дамасский (то есть московский) Булат
5. «Древне»-сирийский (то есть русский), он же – дамасский (то есть московский) Булат Наша мысль следующая. По-видимому, металлурги и оружейники Руси-Орды обнаружили, что добавки метеоритного железа (из обломков метеорита, упавшего около Ярославля) значительно улучшают
От Оскола к Волге
От Оскола к Волге 28 мая руководящий состав полка срочно вызвали в штаб. Начальник штаба Стороженко сообщил, что полку приказано 1 июня вылететь на Южный фронт, и отдал распоряжение готовиться к перелету. Определив состав летного и наземного эшелонов, боевой расчет и
Глава десятая Одинокий дворцовый утес
Глава десятая Одинокий дворцовый утес Зимний дворец: дела иностранные В самом начале 70-х случилось ожидаемое: Пруссия напала на Францию. 1 сентября 1870 года под Седаном император Наполеон III с большой армией потерпел поражение и сдался в плен. Очередной Наполеон в
2.2. Фантастическая сила Самсона, то есть земщины, — врага филистимлян, то есть опричников
2.2. Фантастическая сила Самсона, то есть земщины, — врага филистимлян, то есть опричников Тогда становится понятным постоянное подчеркивание Библией невероятной мощи Самсона. Если бы речь шла о каком-то конкретном человеке, то приписываемые ему подвиги выглядели бы по
Битва на Волге
Битва на Волге Начало Сталинградской битвы датируется советскими историками 17 июля, когда части 62-й армии (одной из трех советских армий, взятых из резерва главного командования) вошли соприкосновение в излучине Дона с передовыми частями группировки германских войск
2.2. Фантастическая сила Самсона, то есть земщины, — врага филистимлян, то есть опричников
2.2. Фантастическая сила Самсона, то есть земщины, — врага филистимлян, то есть опричников Тогда становится понятным постоянное подчеркивание Библией невероятной мощи Самсона. Если бы речь шла о каком-то конкретном человеке, то приписываемые ему Библией подвиги
История одной песни. Есть на Волге утес
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края;
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
На вершине его не растет ничего,
Только ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.
Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл,
И с тех пор его именем звался.
И хотя каждый год по церквам на Руси
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.
Раз, ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал.
И под говор волны, средь ночной тишины
Он великое дело задумал…
И задумчив, угрюм от надуманных дум,
Он наутро с утеса спустился,
И задумал пойти по другому пути, -
И идти на Москву он решился.
Из песенника 1990-х годов, - без указания автора музыки
Чарочка моя серебряная. Народные песни за праздничным столом. Песенник. Редактор В. М. Григоренко. М., Кифара, 2006.
Песня «Есть на Волге утёс…» или русская Марсельеза, как стали называть ее революционеры-народники, написана двести лет спустя после восстания Степана Тимофеевича.
То ли бандит, то ли бунтовщик, то ли террорист, то ли оппозиционер, которого четвертовали с особой жестокостью ровно 345 лет назад (в 1671 г.). Удивительно, но время правления Алексея Михайловича называется «бунташным», в отличие от имени, усвоенного в истории этому царю.
Для меня до сих пор остается загадкой, почему правление второго Романова закончилось открытым народным бунтом против установившейся системы правления, а сам царь почему-то назван «Тишайшим».
Хотя именно с этим царем в Россию пришли крепостное право, обнищание народа, бессрочные сыски беглых крестьян, бунты, война, церковный раскол и, как последняя кровавая точка его тихого правления, восстание Стеньки Разина.
Песня давно стала считаться народной, хотя точно известно авторство и время создания. Народные версии почти не отличаются от авторской. Стихотворение Навроцкого впервые появилось в петербургском журнале "Вестник Европы" в 1870 году, № 12, легально. В следующем году в том же журнале (1871, № 5) была опубликована хроника Навроцкого "Стенька Разин". Дальнейшее бытование текста в значительной степени связано с революционной традицией. В 1873 г. хроника Навроцкого была переиздана русскими революционерами в Женеве (под заглавием "Вольный атаман Степан Тимофеевич Разин", с изменениями и без указания автора), а два отрывка включены в изданный тогда же революционный "Песенник" (Женева, 1873). Стихотворение "Есть на Волге утес" завершало нелегальные издание хроники. В России шла подготовка "хождения в народ" (1874-1875 гг.), и оба эти книжки активно использовались для пропаганды в крестьянской стреде. "Хождение в народ" потерпело крах, но многие агитационные песни прижились. Александр Александрович Навроцкий, генерал-лейтенант, крупный военный юрист и чиновник.
Идеализированное представление об образе Степана Разина в хронике Навроцкого, восходящее к монографии Н. И. Костомарова «Бунт Стеньки Разина» (1858), привлекало революционных демократов 1870—1880-х годов. Прославление подвига Разина содержится, к примеру, в анонимной статье «Песни о Степане Разине» в журнале «Работник». Женева. 1875, № 3. С. 1—4. Ср. также поэму С. Синегуба «Стенька Разин» («Русская литература». 1963, № 4. С. 171—174 и в сб. «Агитационная литература русских народников: Потаенные произведения 1873—1875 гг.». Л., 1970. С. 416—433).
Музыка к песне написана А. Рашевской, а позднее (1896) самим Навроцким ("Утес на Волге. Музыкальная картина").
Автор песни и стихов - Александр Александрович Навроцкий, генерал-лейтенант, крупный военный юрист и чиновник. Писать он стал в тридцать лет, продолжив после выхода в отставку. Писал очень много: пьесы, стихи, былины и все - на сюжеты древнерусской истории. В 1879-83 годах стал издателем и редактором журнала «Русская речь», к которому привлек немало известных писателей, например, Ивана Гончарова и Николая Данилевского.
Правда, через четыре года Навроцкий разорился, истратив все свое состояние на издание журнала. Во второй половине шестидесятых Александр Александрович был довольно известным в литературных кругах, но в историю литературы вошел как автор всего трех стихотворений – о Стеньке Разине, Ермаке и о судьбе воли на Руси.
И произошло это во многом благодаря большой популярности, которую стихи приобрели среди революционной молодежи. Но сам автор вскоре резко поправел и стал исповедовать консервативные, если не сказать реакционные, взгляды, считая самодержавие, православие,народность – тремя столпами, на которых стоит и будет стоять Россия. Не случайно, что в начале XX века он становится основателем черносотенного движения. Зная это, тем более удивительно, что песня превратилась в гимн русских революционных демократов: «Утес…» был любимой песней народовольца Александра Ульянова. Но в это время сам автор стихов уже относился ко всем новым веяниям – атеизму, прогрессивной литературе, западникам, нигилистам, революционерам разного толка – резко отрицательно и меньше всего хотел революции.
Иногда он критиковал всевластие бюрократов, но искренне считал царя народным благодетелем. Стихи быстро стали народной песней, которую начали использовать в революционной пропаганде. Музыку к песне написала Александра Рашевская, собравшая ее из разных мелодий. Позднее музыку к стихам написал и сам автор, но она не прижилась.
Через три года после публикации «Утеса…» революционеры нелегально издают ее в Женеве вместе с отредактированной революционерами хроникой «Стенька Разин», но имени автора на нем уже нет. Так песня превратилась в русскую Марсельезу, которую пели в революционном подполье.
После революции имя автора песни не нигде упоминалось. Очевидно, из классовых соображений и монархических взглядов Навроцкого. Правда, печатать песню не перестали в силу революционно-народного ее содержания. В авторском варианте песня имеет тринадцать строф, из которых поется только семь, а то и меньше.
ВАРИАНТЫ (3)
1.
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
На вершине его не растет ничего,
Там лишь ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.
Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался.
И утес человека того не забыл -
И с тех пор его именем звался.
И хотя каждый год по церквам на Руси
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.
Раз ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал,
И под говор волны, средь ночной тишины,
Он великое дело задумал.
Но свершить не успел он того, что хотел,
И не то ему пало на долю;
И расправой крутой да кровавой рукой
Не помог он народному горю.
Не владыкою был он в Москву привезен,
Не почетным пожаловал гостем,
И не ратным вождем, на коне и с мечом,
Он сложил свои буйные кости.
И Степан, будто знал, никому не сказал,
Никому своих дум не поведал,
Лишь утесу тому, где он бы, одному
Он те думы хранить заповедал.
И поныне стоит тот утес, и хранит
Он заветные думы Степана;
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.
Но зато, если есть на Руси хоть один,
Кто с корыстью житейской не знался,
Кто свободу, как мать дорогую, любил
И во имя ее подвизался, -
Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет,
Чутким ухом к вершине приляжет,
И утес-великан все, что думал Степан,
Все тому смельчаку перескажет.
Две последние строки куплетов повторяются
Такун Ф. И. Славянский базар. – М.: «Современная музыка», 2005. - без подписи. В сб.: Ах, зти черные глаза. Сост. Ю. Г. Иванов. Муз. редактор С. В. Пьянкова. Смоленск: Русич, 2004, этот же вариант (текст и ноты) дан с подписью: "слова А. Навроцкого, напев А. Рашевской".
2. Есть на Волге утес
Есть на Волге утес,
Диким мохом оброс
Он с боков до подножного края.
На вершине его
Не растет ничего,
Только ветер свободный гуляет.
Там один лишь орел,
Он притон себе завел
И кровавую пищу терзает.
Записана от Емельяновой П. С., г. Каскелен, в 1977 г. Неполный вариант стихотворения А. А. Навроцкого. См.: Новикова, № 36, стр. 477.
Багизбаева М. М. Фольклор семиреченских казаков. Часть 2. Алма-Ата: «Мектеп», 1979, № 294.
3.
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
От вершины до самого края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл
И с тех пор его именем звался.
Раз, ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал, -
И под говор волны, средь ночной тишины,
Он великое дело задумал.
Но свершить не успел он того, что хотел,
И не то ему пало на долю.
И расправой крутой да кровавой рукой
Не помог он народному горю.
Не владыкою был он в Москву приведен,
Не почетным пожалован гостем,
А в постыдном бою с мужиком-палачом
Он сложил свои буйные кости.
И поныне стоит тот утес и хранит
Все заветные думы Степана,
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.
Русские народные песни. ПУРККА, т. 1. М., 1936, с. 12. Приводится по: Соболева Г. Г. Россия в песне. Музыкальные страницы. 2-е изд., М., Музыка, 1980.
АВТОРСКИЙ ТЕКСТ
(три отрывка хроники Навроцкого, использованные революционерами и получившие широкое распространение)
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с боков от подножья до края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
На вершине его не растет ничего,
Там лишь ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.
Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл,
И с тех пор его именем звался.
И хотя каждый год по церквам на Руси
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.
Раз ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле, на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал.
И под говор волны, средь ночной тишины
Он великое дело задумал.
И, задумчив, угрюм от надуманных дум,
Он наутро с утеса спустился
И задумал идти по другому пути,
И идти на Москву он решился.
Но свершить не успел он того, что хотел,
И не то ему пало на долю;
И расправой крутой да кровавой рекой
Не помог он народному горю.
Не владыкою он был в Москву приведен,
Не почетным пожаловал гостем,
И не ратным вождем, на коне и с мечом,
А в постыдном бою с мужиком-палачом
Он сложил свои буйные кости.
И Степан, будто знал, никому не сказал,
Никому своих дум не поведал;
Лишь утесу тому, где он бы, одному,
Он те думы хранить заповедал.
И поныне стоит тот утес и хранит
Он заветные думы Степана;
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.
Но зато, если есть на Руси хоть один,
Кто с корыстью житейской не знался,
Кто неправдой не жил, бедняка не давил,
Кто свободу, как мать дорогую, любил
И во имя ее подвизался,
Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет
И к нему чутким ухом приляжет,
И утес-великан всё, что думал Степан,
Всё тому смельчаку перескажет.
«Вестник Европы». 1870, № 12, под загл. «Утес Стеньки Разина», в цикле «Из волжских преданий», подпись: Н. А. Вроцкий. Печ. по Навроцкий А. А. Вольный атаман Степан Тимофеевич Разин. Женева, 1873, где опубл. в качестве концовки драматической хроники.
Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта, БС)
Если верить современным публикациям, написано ок. 1864 г. (см.: Русская поэзия XIX – начала XX в. Сост. Н. Якушин – М.: Худож. лит., 1987. - (Б-ка учителя)). Стихотворение пользовалось огромной популярностью в среде молодежи; в частности, его очень любил народоволец Александр Ульянов, старший брат Владимира Ульянова-Ленина (см.: Елизарова-Ульянова А. И. Воспоминания об Александре Ильиче Ульянове. М., 1931. С. 45).
Было времечко, время давнее,
Время давнее, время славное:
На Руси жила Воля-матушка;
Никого она не боялася,
И никто не смел обижать ее.
Как по селам, по богатым городам
Без боязни все расхаживали,
Перед Юрьевым, перед славным вольным днем
От лихих бояр да перехаживали,
Выбирали кто кого хотел
И служили кому вздумалось.
Не понравится — и не нудятся,
Год промаются, год потрудятся,
А придет пора — не останутся:
Воле-матушке всяк поклонится
И пойдет туда, куда хочется.
Было времечко, время вольное,
Время вольное, переходное.
Но пришла на Волюшку невзгодушка,
Юрьев день у бедной Воли отняли
И детей ее, людей свободных,
В кабалу по смерть боярам отдали.
От бояр ушла во дремучий лес,
Во сыром бору схоронилася,
С темной ноченькой породнилася.
Ходит п о лесу, по глухим местам,
С бурей грозною потешается,
С частым дождичком по корням стучит,
А в осенний день, в непогодушку,
Тянет песенку про невзгодушку
Или п о полю с вихрем кружится,
Или п о небу, с ветром буйныим,
Тучи черные разгонять учнет –
Не мешали бы, непроглядные,
Красну солнышку светить н а землю.
А иной порой залетит в село,
Зашумит в трубе, застучит в окно
И шепнет тому, кому надобно,
Кто на барщине от работы мрет:
«Аль забыл меня, крепостной народ!
Позови, смотри, коль понадоблюсь,
Коль пора придет старый счет свести!»
Ходит много лет, не стареется;
И давно уж ждет, не пришла ль пора,
Не отыщется ль богатырь какой
И забытую, и заглохшую
Пустит Волюшку на крещеный свет.
И дождалася. С Дону тихого
Атаман Степан Тимофеевич
Крикнул грозный клич! гаркнул с посвистом!
И сошлись к нему добры молодцы,
Слуги верные Воли-матушки!
А за ними вслед и сама она
Долго ждать себя не заставила!
Лишь заслышала — встрепенулася!
Птицей вольною обернулася!
Прилетела к нам, поселилася,
Добрым молодцам полюбилася!
Атаман ее принял с почестью;
Погулял он с ней, понатешился!
Перемолвился да условился
С того времени вместе путь держать.
Где пройдет атаман, там и Воле быть!
-
Мы не воры, не разбойнички,
Атамановы работнички,
Есауловы помощнички.
Мы веслом махнем — корабли возьмем!
Жги!
Кистенем махнем — караван собьем!
Жги!
А ножом махнем — всех бояр побьем!
Жги!
«Вестник Европы». 1871, № 5, подпись: Н. А. Вроцкий. «Песенник». Женева, 1873, под загл. «Воля-матушка», без подписи. Печ. по Навроцкий А. А. Вольный атаман Степан Тимофеевич Разин. Женева, 1873.
Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки, подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая сер.)
Стихи песни написаны на основании предания, которого А.А.Навроцкому рассказал рыбак-крестьянин, о чем автор поведал в одном из своих рассказов. Речь идет о таинственном утесе, о котором в народе ходили легенды и мистические истории. Утес существует на самом деле и находится на границе между Волгоградской и Саратовской областью. Он разделен пополам оврагом с названием «Невольничьего» или «Дурманного». О нем тоже ходят страшные истории. С юга к утесу примыкает Дурман-гора, в которой есть несколько старообрядческих пещер. Согласно легенде, на вершине утеса располагался штаб атамана. Он с высоты выслеживал корабли купцов, направлял на них своих бойцов и грабил.
При этом пленников сбрасывали в тот самый "Невольничий" овраг. На этом месте, согласно той же легенде, он утопил в Волге персидскую княжну. Сложились и другие легенды как об утесе, так и и о Дурман-горе. Рассказывают, что якобы два бурлака, взобравшись на утес, увидели дверь, ведущую под землю. Они вошли в нее и перед их глазами предстала светлица, вся обставленная иконами, драгоценностями, мешками с золотом и стеклянным гробом посередине. Помолившись на икону, один из бурлаков разбил гроб, и из него встала живая Марина Мнишек, которую бурлак начал стегать, а второй – его останавливать. Тогда какая-то нечистая сила отбросила этого бурлака за дверь, а сама дверь бесследно исчезла вместе с его другом.
Говорили и о том, что в этих местах ходит призрак Степана Разина, неоднократно являвшийся местным жителям, а также, якобы на Дурман-горе есть клад с награбленными драгоценностями и золотом. Крестьяне пошли его искать на гору, но через некоторое время с ними начали происходить удивительные вещи: на них кинулось стадо бешеных коров, а потом началась буря, из которой показалось трое разбойников. Фото утеса Степана Разина
Крестьяне кинулись бежать. На другой день в яме уже ничего не оказалось. Но эту загадку ученые все-таки разгадали: об аномалиях Дурман-горы. Оказалось, что в этих местах очень сильное электромагнитное излучение, которое является следствием когда-то существовавшего здесь вулкана. Так что то, о чем рассказывается в песне «Есть на Волге утёс», это не просто игра воображения поэта, а вполне реальная история.
"Есть на Волге утес" - Леонид Харитонов и Ансамбль им. Александрова (1965)
Юрий Гуляев - Есть на Волге утёс (студийная запись 1969г)
Есть на волге утес о каком утесе идет речь
Есть на Волге утёс
Мало кто знал в городе, где и как потерял свой голос Леонтий Архипкин, по прозвищу Граммофон. А ещё меньше было тех, кто слышал когда-нибудь и помнил этот голос. Уже сорок лет Леонтий Архипкин говорил сиплым и шероховатым шёпотом, беспрестанно отхаркиваясь и странно курлыкая, словно граммофон, у которого кончилась пластинка, но сбившаяся игла ещё царапает круг, мотаясь из стороны в сторону. Однако заволжские старики уверяли, что было время, когда голос Леонтия Архипкина гремел по всей Волге, на Среднем и Низовом плёсе, от Нижнего до Астрахани. Не Граммофоном, а Громобоем звали тогда Архипкина — такой грозный и непомерный был у него бас.
Он пел на пароходах и пристанях, в береговых трактиpax и чайных старые волжские песни. Рассказывали, что голос у него был так огромен и широк, что когда забирался он ввысь, то люди невольно вставали на цыпочки, словно дотянуться до чего-то хотели, а когда уходил Громобой на самый нутряной басовый низ, то казалось, что не сам он поёт, а земля под ним загудела, и слушатели приседали, клонились, словно хотели припасть ухом к береговому песку. Ходил рассказ, как однажды на «Фельдмаршале Суворове» на подходе к Саратову разладился гудок, а двухтрубный «Суворов» знаменит был как самый голосистый пароход на Волге. Случилось плыть в тот раз на «Суворове» Громобою. Он уже спел все свои песни и, опрокинув в неутомимое горло полбутылки водки, прикорнул на корме под пожарной кошмой, на бухте каната. И будто бы капитан приказал разбудить его, позвал на мостик и стал просить:
— Будь добрым, как к Саратову подваливать станем, погуди, сделай милость! Не пристало «Суворову» молчком подходить!
И, говорят, Громобой потребовал ещё полбутылки, освежился немножко и, когда входил «Суворов» через прорану к саратовским пристаням, велел для виду пустить пар через свисток, а сам, опершись обеими руками о медные поручни мостика, дал подходный… Вот какие рассказы ходили про Леонтия Архипкина.
Певал Громобой «Из-за острова на стрежень…», «Меж крутых бережков…», «Жигули», но лучше не было у него песни, чем «Есть на Волге утёс…». Его заслушивались на корме палубные пассажиры, слушала с балкона «чистая» публика из первого класса. А он, кончив песню, ртом ловил сыпавшиеся сверху гривенники и, неизвестно куда девая их, щёлкал языком, будто глотал, и тотчас запевал новую. Пел он и за проезд, и за водку, пел и просто так, для души, если просил народ — пристанские, водоливы, плотогоны, бакенщики, слушатели хотя и бесплатные, но дорого ценившие песню.
— Ох, зевластый ты! — говорили Громобою. — Дивное чудо голос у тебя! Учиться бы тебе, Леонтий, так ты в самом императорском театре оперу бы пел. А то пропадёшь тут ни за тюнтилюли, даром.
Купцы, слушая Громобоя за стерляжьей ухой и икоркой, не раз обещали определить Леонтия в учение.
Пароходчик Хребтюков однажды взял его с собой в Москву.
Леонтий вернулся через полгода, страшный, помятый весь и потемневший, словно утопленник, вытащенный из-под плиц парохода. Он появился на берегу запухший и молчаливый. А когда заговорил, ахнули все: сгинул голос Громобоя! Только жалкое сипение вырывалось из перекошенного рта… И прозвали тогда Леонтия очень обидно— «Граммофон». Был Громобой, а стал Граммофон!
Давно уже забыли в городе, откуда пошло это прозвище. Так и жил Граммофон, безголосый, хрипатый. Он спился, оборвался, пропадал где-то и снова показывался на берегу. Летом он появлялся в городском саду, продавал мороженое. Он стоял у входа, огромный, широконогий, в просторной толстовке, запрокинув назад кудлатую голову в рыбацкой соломенной шляпе.
— А ну вот хватай, налетай! — надсадно сипел он. — Разбирай последнее, пойду, шабаш! Мороженое с Северного полюса для освежения голоса! Сам Папанин брал, спасибо сказал!
Бурыми ручищами отбивал он дробь на фанерной крышке своего короба, где были нарисованы белый медведь, грызущий ледяную гору, и северное сияние с выгнутой надписью: «Свежее сливочное».
— Граммофон, дай за восемьдесят! — осаждали его ребята.
И когда, облизывая замлевшие губы, брали они порцию, стиснутую между двух сухих, ломких вафель, он шептал им:
— Помногу-то разом не глотай, а то горло заболит, будешь вот как я…
— Граммофон, а ты разве от мороженого так? — спрашивали ребятишки.
— От мороженого, детки, от мороженого, да ещё от крем-брюле.
К нему все давно привыкли в городе, как привыкли к старой каланче на Колхозной площади, к гудкам лесопилок, к вечернему гулянью на Расходиловке. Считали его придурковатым, чудаком. Так он и жил, никем уже особо не примечаемый, безголосый и почти безымянный, потому что не многие в городе помнили его настоящее имя…
Весной этого года в прибрежном городском саду шла спевка хора из Заволжанского дома пионеров. Репетировали на эстраде летнего театра, похожей на совок. Остывали нагретые за день скамьи, потянуло прохладой. В аллеях и за деревьями уже темнело, на Волге тягучими голосами кричали пароходы. От ребят пахло гвоздичным маслом и обыкновенным керосином: одолела мошкара — приходилось мазаться. На одной из пустовавших скамеек сидели пролезшие сюда ребята из школьного кружка юных техников: Гора Климцов, толстогубый, пятнистый от неровного загара и купанья, и Витя Шугалов, его худенький, очкастый, насупленный и молчаливый товарищ. Они сидели и насмешничали промеж себя. Они тоже кое-что подготовили к предстоящему смотру. И не какие-нибудь там песни, пляски, детский крик, а радиоприёмник особой конструкции, берущий Москву и заграничные станции. Они были убеждены, что настоящее дело только у них, а не у этих пташек певчих…
— А, «профессора» явились! — шипели на них со сцены.
— Цыц, заглохни! — грозил Климцов. — Подумаешь, какой хор имени Пятницкого! «Не тяни кота за хвост»!
— Вот что, друзья, — сказала, высовываясь из-за рояля, учительница Клавдия Петровна, — или чтоб вас не слышно было, или я вас погоню отсюда.
«Профессора» смутились: они не заметили Клавдию Петровну. Торжественно поклялись они, что будут сидеть тихо и даже дышать станут только в себя.
Репетиция продолжалась. Пели ребята хорошо, звонкие голоса их, как стая воробьёв, вдруг, по одному движению Клавдии Петровны, разом взлетали и исчезали замирая. Даже «профессора» забыли о том, что пришли позлить певцов, и заслушались сами. Вдруг они почуяли за собой чьё-то свистящее дыхание.
— Гляди-ка: Граммофон прибыл! Нашим певунам горло мороженым прочищать.
Но Граммофон на этот раз был хотя и не совсем трезв, но очень серьёзен. Осторожно, чтобы не зашуметь, он поставил на пол свой голубой короб. Он слушал потупившись, легонько мыча про себя, раскачиваясь в лад с песней. Один раз он чуть было не захлопал, но вовремя спохватился, смущённо закурлыкал и, достав бумажку и табак-полукрупку, стал свёртывать. Как раз в эту минуту хор запел «Есть на Волге утёс…». Пальцы Граммофона вдруг онемели, точно разучились скручивать цигарку, табак просыпался, но Граммофон не заметил этого. Он встал, мохнатый, большепалый, как медведь на коробе. Он поднялся, плавно качая руками: в одной была недокручениая цигарка, в другой — кисет. Ребята в хоре заметили его. Первые голоса, самые непоседливые, зафыркали и стали подталкивать соседей. Вот уже и вторые голоса — басовитые старшеклассники и густоголосые девочки-альты — все смотрели на Граммофона. И так как смотреть на него было, конечно, интересней, чем на обычную руководительницу, то ребята сперва посмеивались, а потом незаметно подчинились Граммофону, стали слушаться его движений и запели совсем не так, как требовала Клавдия Петровна.
— Что такое? В чём дело? Это опять…
Учительница повернулась к скамьям, чтобы распечь юных техников, но увидела Граммофона. Старик смутился и сел, суя в рот пустую цигарку.
Читайте также: