Выть на волгу чей стон раздается над великою русской

Обновлено: 02.05.2024

Выть на волгу чей стон раздается над великою русской

А владелец роскошных палат
Еще сном был глубоким объят.
Ты, считающий жизнью завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство, игру,
Пробудись! Есть еще наслаждение:
Вороти их! в тебе их спасение!
Но счастливые глухи к добру.

Не страшат тебя громы небесные,
А земные ты держишь в руках,
И несут эти люди безвестные
Неисходное горе в сердцах.

И со славой умрешь!
Безмятежней аркадской идиллии
Закатятся преклонные дни.
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное,
Полосами его золотя,-
Убаюканный ласковым пением
Средиземной волны,- как дитя
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдешь ты в могилу. герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой.

Впрочем, что ж мы такую особу
Беспокоим для мелких людей?
Не на них ли нам выместить злобу?-
Безопасней. Еще веселей
В чем-нибудь приискать утешенье.
Не беда, что потерпит мужик:
Так ведущее нас провиденье
Указало. да он же привык!
За заставой, в харчевне убогой
Всё пропьют бедняки до рубля
И пойдут, побираясь дорогой,
И застонут. Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном домишке,
Свету божьего солнца не рад;
Стонет в каждом глухом городишке,
У подъезда судов и палат.
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется -
То бурлаки идут бечевой.
Волга! Волга. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля,-
Где народ, там и стон. Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Всё, что мог, ты уже совершил,-
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил.

(28 ноября [10 декабря] 1821, Немиров, Подольская губерния, Российская империя — 27 декабря 1877 [8 января 1878], Санкт-Петербург) — русский поэт, прозаик и публицист, классик русской литературы.

С 1847 по 1866 год — руководитель литературного и общественно-политического журнала «Современник», с 1868 года — редактор журнала «Отечественные записки». По взглядам его причисляют к «революционным демократам» Личные нравственные качества поэта, ввиду нескольких поступков, неоднозначно воспринимались современниками и остаются предметом споров.

Наиболее известен такими произведениями, как эпическая поэма «Кому на Руси жить хорошо», поэмы «Мороз, Красный нос», «Русские женщины», стихотворения «Дедушка Мазай и зайцы», «Железная дорога». Его стихи были посвящены преимущественно страданиям народа, идиллии и трагедии крестьянства. Некрасов ввёл в русскую поэзию богатство народного языка и фольклора, широко используя в своих произведениях прозаизмы и речевые обороты простого народа — от бытового до публицистического, от народного просторечия до поэтической лексики, от ораторского до пародийно-сатирического стиля. Используя разговорную речь и народную фразеологию, он значительно расширил диапазон русской поэзии. Некрасов первым решился на смелое сочетание элегических, лирических и сатирических мотивов в пределах одного стихотворения, что до него не практиковалось. Его поэзия оказала благотворное влияние на последующее развитие русской классической, а позже и советской поэзии.

Размышления у парадного подъезда

Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав свое имя и званье*,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь - в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектеры, искатели мест,
И преклонный старик, и вдовица.
От него и к нему то и знай по утрам
Всё курьеры с бумагами скачут.
Возвращаясь, иной напевает "трам-трам",
А иные просители плачут.
Раз я видел, сюда мужики подошли,
Деревенские русские люди,
Помолились на церковь и стали вдали,
Свесив русые головы к груди;
Показался швейцар. "Допусти",- говорят
С выраженьем надежды и муки.
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
Загорелые лица и руки,
Армячишка худой на плечах,
По котомке на спинах согнутых,
Крест на шее и кровь на ногах,
В самодельные лапти обутых
(Знать, брели-то долгонько они
Из каких-нибудь дальних губерний).
Кто-то крикнул швейцару: "Гони!
Наш не любит оборванной черни!"
И захлопнулась дверь. Постояв,
Развязали кошли пилигримы**,
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: "Суди его бог!",
Разводя безнадежно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами.

Что тебе эта скорбь вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро бегущая
Жизнь очнуться тебе не дает.
И к чему? Щелкоперов*** забавою
Ты народное благо зовешь;
Без него проживешь ты со славою
И со славой умрешь!
Безмятежней аркадской идиллии****
Закатятся преклонные дни.
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное,
Полосами его золотя,-
Убаюканный ласковым пением
Средиземной волны,- как дитя
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдешь ты в могилу. герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой.

Примечания:
Стихотворение, по воспоминаниям Панаевой, «было написано Некрасовым, когда он находился в хандре. Он лежал тогда целый день на диване, почти ничего не ел и никого не принимал к себе. [. ] На другое утро я встала рано и, подойдя к окну, заинтересовалась крестьянами, сидевшими на ступеньках лестницы парадного подъезда в доме, где жил министр государственных имуществ (М. Н. Муравьев.— В. Коровин). Была глубокая осень, утро было холодное и дождливое. По всем вероятиям, крестьяне желали подать какое-нибудь прошение и спозаранку явились к дому. Швейцар, выметая улицу, прогнал их; они укрылись за выступом подъезда и переминались с ноги на ногу, прижавшись у стены и промокая на дожде. Я пошла к Некрасову и рассказала ему о виденной мною сцене. Он подошел к окну в тот момент, когда дворники дома и городовой гнали крестьян прочь, толкая их в спину. Некрасов сжал губы и нервно пощипывал усы; потом быстро отошел от окна и улегся опять на диване. Часа через два он прочел мне стихотворение «У парадного подъезда». Некрасов совершенно переработал реальный жизненный материал, внеся темы вселенского зла, библейские ассоциации, мотивы высшего суда и возмездия. Все это придало стихотворению обобщенно-символический смысл. Идея «спасения в народе» сочетается с раздумьями о трагической судьбе народа. Многие мотивы стихотворения восходят к «сатирической оде» Г. Р. Державина «Вельможа», а тема «стона» находит соответствие у Пушкина в поэме «Домик в Коломне» («унылое пение» истолковано как выражение русского национального характера).

В течение пяти лет стихотворение не могло появиться в русской подцензурной печати и ходило по рукам в списках. В 1860 г. оно было напечатано Герценом в «Колоколе» без подписи автора, с примечанием: «Мы очень редко помещаем стихи, но такого рода стихотворение нет возможности не поместить». Заключительные строки (со стиха: «Назови мне такую обитель. ») стали студенческой песней.
* Записав свое имя и званье. — В праздничные дни в передних домов, принадлежавших вельможам и крупным чиновникам, выставлялись особые книги, в которых расписывались недопускавшиеся лично посетители.
** Пилигрим — странник, путешественник.
*** Щелкопер — так в обывательском кругу презрительно называли писателей, вступившихся за народные интересы.
**** Аркадская идиллия — здесь: беззаботно-счастливая жизнь на лоне природы.

Николай Некрасов — Размышления у парадного подъезда

Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав свое имя и званье,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь — в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектеры, искатели мест,
И преклонный старик, и вдовица.
От него и к нему то и знай по утрам
Всё курьеры с бумагами скачут.
Возвращаясь, иной напевает «трам-трам»,
А иные просители плачут.
Раз я видел, сюда мужики подошли,
Деревенские русские люди,
Помолились на церковь и стали вдали,
Свесив русые головы к груди;
Показался швейцар. «Допусти», — говорят
С выраженьем надежды и муки.
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
Загорелые лица и руки,
Армячишка худой на плечах,
По котомке на спинах согнутых,
Крест на шее и кровь на ногах,
В самодельные лапти обутых
(Знать, брели-то долгонько они
Из каких-нибудь дальних губерний).
Кто-то крикнул швейцару: «Гони!
Наш не любит оборванной черни!»
И захлопнулась дверь. Постояв,
Развязали кошли пилигримы,
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: «Суди его бог!»,
Разводя безнадежно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами…
А владелец роскошных палат
Еще сном был глубоким объят…
Ты, считающий жизнью завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство, игру,
Пробудись! Есть еще наслаждение:
Вороти их! в тебе их спасение!
Но счастливые глухи к добру…
Не страшат тебя громы небесные,
А земные ты держишь в руках,
И несут эти люди безвестные
Неисходное горе в сердцах.
Что тебе эта скорбь вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро бегущая
Жизнь очнуться тебе не дает.
И к чему? Щелкоперов забавою
Ты народное благо зовешь;
Без него проживешь ты со славою
И со славой умрешь!
Безмятежней аркадской идиллии
Закатятся преклонные дни:
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное,
Полосами его золотя, —
Убаюканный ласковым пением
Средиземной волны, — как дитя
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдешь ты в могилу… герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой.
Впрочем, что ж мы такую особу
Беспокоим для мелких людей?
Не на них ли нам выместить злобу? —
Безопасней… Еще веселей
В чем-нибудь приискать утешенье…
Не беда, что потерпит мужик;
Так ведущее нас провиденье
Указало… да он же привык!
За заставой, в харчевне убогой
Всё пропьют бедняки до рубля
И пойдут, побираясь дорогой,
И застонут… Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном домишке,
Свету божьего солнца не рад;
Стонет в каждом глухом городишке,
У подъезда судов и палат.
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется —
То бурлаки идут бечевой.
Волга! Волга. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля, —
Где народ, там и стон… Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Всё, что мог, ты уже совершил, —
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил.

Вот парадный подъезд. По торжественным дням (Николай Некрасов)

Примечания

Стихотворение, по воспоминаниям Панаевой, «было написано Некрасовым, когда он находился в хандре. Он лежал тогда целый день на диване, почти ничего не ел и никого не принимал к себе. [. ] На другое утро я встала рано и, подойдя к окну, заинтересовалась крестьянами, сидевшими на ступеньках лестницы парадного подъезда в доме, где жил министр государственных имуществ (М. Н. Муравьев.≈ В. Коровин). Была глубокая осень, утро было холодное и дождливое. По всем вероятиям, крестьяне желали подать какое-нибудь прошение и спозаранку явились к дому. Швейцар, выметая улицу, прогнал их; они укрылись за выступом подъезда и переминались с ноги на ногу, прижавшись у стены и промокая на дожде. Я пошла к Некрасову и рассказала ему о виденной мною сцене. Он подошел к окну в тот момент, когда дворники дома и городовой гнали крестьян прочь, толкая их в спину. Некрасов сжал губы и нервно пощипывал усы; потом быстро отошел от окна и улегся опять на диване. Часа через два он прочел мне стихотворение «У парадного подъезда». Некрасов совершенно переработал реальный жизненный материал, внеся темы вселенского зла, библейские ассоциации, мотивы высшего суда и возмездия. Все это придало стихотворению обобщенно-символический смысл. Идея «спасения в народе» сочетается с раздумьями о трагической судьбе народа. Многие мотивы стихотворения восходят к «сатирической оде» Г. Р. Державина «Вельможа», а тема «стона» находит соответствие у Пушкина в поэме «Домик в Коломне» («унылое пение» истолковано как выражение русского национального характера).

«Выдь на Волгу: чей стон раздается…»

Что мы знаем о бурлаках? В основном литературные и живописные штампы. Чего стоит одно только некрасовское «Выдь на Волгу: чей стон раздается над великою русской рекой? Этот стон у нас песней зовется. То бурлаки идут бечевой!» Но была ли на самом деле жизнь бурлаков столь беспросветной?

Затянул свою волыну

Для начала определимся в терминологии. Бурлаки — это рабочая каста буксировщиков судов по водоемам при помощи бечевы, протянутой на берег. Бечевой называлась прочная веревка (канат, трос) длиной около 200 метров. На бурлацком жаргоне бечеву именовали «волыной», отсюда пошло расхожее «затянул свою волыну».

Бурлак — не исконная русская профессия, в XVII–XIX веках она была распространена везде, где имелась необходимость перевозить товары вверх по течению рек. Широкое применение профессия получила во Фландрии, Англии, США, Китае, Испании и особенно в Германии. По одной из версий, русское слово «бурлак» происходит от немецкого burlach [бурлах] со значением «крестьянская община». Ведь бурлаки работали артелями и, как правило, были выходцами из крестьян.

К XIX веку мировым центром бурлачества стала река Волга. К тому времени на этой важной водной артерии появился большой флот. Но поскольку Волга судоходна не на всех участках, да и медлительна (средняя скорость течения 4 км/час), бурлацкий труд оказался здесь исключительно востребован.

При многих судовых работах требовалась четко отлаженная синхронность действий. И для этого бурлаками и моряками были придуманы специальные песни, речитативы. У русских это знаменитая «Эй, ухнем!», у англичан — не менее знаменитая «Йо-хо-хо и бутылка рома!», а у немцев — «Юх, юх!»:

Шкипер, пуделя держи,
Юх, юх, юх!
Чтоб не спрыгнул он с баржи,
Юх, юх, юх!

Мушкетерское братство

На Волге бурлаки активно работали на участке протяженностью 2645 километров от Рыбинска (бурлацкая «столица») до Астрахани. Расстояние от Астрахани до Нижнего Новгорода (2172 км) груженые расшивы (тип плоскодонного парусного речного судна) преодолевали за 2,5–3 месяца, стараясь двигаться под парусом.

Основной «бечевой» ход начинался выше устья Камы, и технология процесса была такой: на корме судна стоял барабан с намотанным канатом, к которому цеплялись три якоря. Движение начиналось с того, что матросы с якорями и канатом садились в ялик и плыли вверх по течению, пока хватало каната, после чего бросали якоря. Теперь в дело вступали бурлаки: они подходили к канату, цеплялись за него своими чалками и шли от носа на корму, выбирая канат, тогда как на корме судна его наматывали на барабан. Получалось, что бурлаки шли назад, а палуба у них под ногами двигалась вперед. Потом они опять бежали на нос судна, и все повторялось снова.

Так и шли вверх по течению до первого якоря, который потом поднимали, а после него — и второй, и третий. То есть якоря поочередно ставили и поднимали так, что баржа ползла по канату против течения. Разумеется, это был тяжелый физический труд. Но все-таки не такой, чтобы люди от него массово надрывались и умирали. (Известный писатель и журналист Владимир Гиляровский вспоминал, что когда он работал бурлаком, сил у него оставалось столько, что на привалах он даже лазал по деревьям.) И только когда капитан сажал судно на мель, бурлакам приходилось всей ватагой лезть в воду и стаскивать расшиву на судоходный фарватер, как на картине Репина. Но за каждый такой форс-мажор артельщикам полагалась премия деньгами и водкой.

Черная икра для общего пользования

Артель не голодала, дневная норма бурлака была обильна и калорийна: кило хлеба, четверть кило мяса, а рыбы — сколько съедят (Волга ведь!). Помимо этого бурлак регулярно получал масло, сахар, соль, чай, табак и крупу. На палубе для всех ставилась бочка, но не как в «Острове сокровищ», с яблоками, а с черной икрой. После обеда — обязательная сиеста.

Сошедшего на берег бурлака можно было узнать по ленте на шляпе, в которую вставляли, как кокарду, ложку, или по повязанному на груди кисету. Кисет служил для бурлаков ординаром: когда вода доходила до него, двигаться дальше было опасно. В таких случаях произносилась сакраментальная ныне фраза: «Дело табак»!».

Денег за сезон бурлак зарабатывал столько, что семье хватало не бедствовать до следующей весны. При условии, если деньги не пропивались хозяином. Артели различались по престижности и по скорости работы, поэтому при найме купцы часто особо оговаривали условия получения дополнительной премии, если их судно с товаром будет доставлено в Нижний раньше, чем у конкурентов. И уж тогда ради «голубой ленты» победителя пенилась Волга и раздавалось знаменитое «Эй, ухнем!».

Размышления у парадного подъезда - Стихи Некрасова

Раз я видел, сюда мужики подошли,
Деревенские русские люди,
Помолились на церковь и стали вдали,
Свесив русые головы к груди;
Показался швейцар. «Допусти»,— говорят
С выраженьем надежды и муки.
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
Загорелые лица и руки.
Армячишка худой на плечах,
По котомке на спинах согнутых,
Крест на шее и кровь на ногах,

В самодельные лапти обутых
(Знать, брели-то долгонько они
Из каких-нибудь дальних губерний).
Кто-то крикнул швейцару: «гони!
Наш не любит оборванной черни!»
И. захлопнулась дверь. Постояв,
Развязали кошли пилигримы,
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: суди его бог!
Разводя безнадежно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами.

И со славой умрешь!
Безмятежней аркадской идиллии
Закатятся преклонные дни:
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное,

Полосами его золотя,—
Убаюканный ласковым пением
Средиземной волны,— как дитя,
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдешь ты в могилу. герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой.
Впрочем, что ж мы такую особу
Беспокоим для мелких людей?
Не на них ли нам выместить злобу?—
Безопасней. Еще веселей
В чем-нибудь приискать утешенье.
Не беда, что потерпит мужик:
Так ведущее нас провиденье
Указало. да он же привык!
За заставой, в харчевне убогой,
Всё пропьют бедняки до рубля
И пойдут, побираясь дорогой,
И застонут. Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном домишке,
Свету божьего солнца не рад;
Стонет в каждом глухом городишке,
У подъезда судов и палат.
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется —
То бурлаки идут бечевой.
Волга! Волга. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,

Как великой скорбью народной
Переполнилась наша земля,-
Где народ, там и стон… Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Все, что мог, ты уже совершил,-
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?

Размышления у парадного подъезда (Николай Некрасов)

Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав свое имя и званье1,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь - в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектеры, искатели мест,
И преклонный старик, и вдовица.
От него и к нему то и знай по утрам
Всё курьеры с бумагами скачут.
Возвращаясь, иной напевает "трам-трам",
А иные просители плачут.
Раз я видел, сюда мужики подошли,
Деревенские русские люди,
Помолились на церковь и стали вдали,
Свесив русые головы к груди;
Показался швейцар. "Допусти",- говорят
С выраженьем надежды и муки.
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
Загорелые лица и руки,
Армячишка худой на плечах,
По котомке на спинах согнутых,
Крест на шее и кровь на ногах,
В самодельные лапти обутых
(Знать, брели-то долгонько они
Из каких-нибудь дальних губерний).
Кто-то крикнул швейцару: "Гони!
Наш не любит оборванной черни!"
И захлопнулась дверь. Постояв,
Развязали кошли пилигримы2,
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: "Суди его бог!",
Разводя безнадежно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами.

Что тебе эта скорбь вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро бегущая
Жизнь очнуться тебе не дает.
И к чему? Щелкоперов3 забавою
Ты народное благо зовешь;
Без него проживешь ты со славою
И со славой умрешь!
Безмятежней аркадской идиллии4
Закатятся преклонные дни.
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное,
Полосами его золотя,-
Убаюканный ласковым пением
Средиземной волны,- как дитя
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдешь ты в могилу. герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой.

«Размышления у парадного подъезда»: содержание и анализ стихотворения Некрасова

«Размышления у парадного подъезда» Н.А. Некрасова. Полный текст и аудиоверсия. Краткое содержание. Анализ: тема и проблематика произведения. О чём писать в сочинении по «Размышлениям у парадного подъезда»?

«Размышления у парадного подъезда» — стихотворение Н.А. Некрасова, написанное в 1858 году. Относится к разряду гражданской лирики: поэт обличает общественную несправедливость, рассказывая о крестьянах-просителях, которых швейцар не пустил в дом влиятельного петербургского сановника.

Содержание

Читать полный текст, слушать аудио

Аудиоверсия доступна на YouTube.

-->

Содержание

Лирический герой наблюдает за домом богатого сановника, куда постоянно приходят просители: «прожектёры, искатели мест, и преклонный старик, и вдовица». Кто-то уходит довольным, кто-то — в слезах.

Однажды к парадном подъезду подходят деревенские мужики, долго добиравшиеся в столицу пешком «из далёких губерний», но швейцар отказывается пустить их к хозяину («Наш не любит оборванной черни!»). Крестьяне пытаются дать ему денег, но привратник не берёт скудного подношения. Со словам «Суди его бог!» расстроенные мужики уходят.

Иллюстрация Д. Шмаринова

Хозяин роскошного дома в это время ещё спит. Поэт обращается к нему с призывом пробудиться, вернуть мужиков и помочь им: «В тебе их спасение». Но сановнику безразлична судьба простых людей, а разговоры о народном благе он считает пустословием.

Так и пройдет вся жизнь этого богатого и знатного человека. Окружённый почётом, он к к радости наследников умрёт где-нибудь на Сицилии. Вслух ему будут петь дифирамбы, но отчизна «втихомолку проклянет» его.

А мужик потерпит. Он привык терпеть. Крестьяне, которых прогнал от парадного подъезда швейцар, пропьют деньги в кабаке, двинутся в родную деревню и застонут. Точно так же, как стонут простые люди по всей России.

Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
<. >
Выдь на Волгу: чей стон раздаётся
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется —
То бурлаки идут бечевой.

Стихотворение заканчивается риторическим вопросом: проснётся ли когда-нибудь русский народ? Или эта песня-стон — последнее, что он создал, прежде чем навсегда уснуть духовно?

Анализ стихотворения. Что писать в сочинении

Тема «Размышлений у парадного подъезда» — общественная несправедливость, страдания простого народа. Маленькая уличная драма заставляет лирического героя задуматься о трагической судьбе русского крестьянина.

В Петербурге Николай Алексеевич Некрасов жил на Литейном проспекте напротив дома министра государственных имуществ и своими глазами видел, как к чиновнику приходили в надежде на заступничество ходоки-крестьяне. Под впечатлением от этих наблюдений поэт и написал своё стихотворение, которое цензура сочла слишком критическим и не допустила к печати.

«Размышления у парадного подъезда» созданы за несколько лет до отмены крепостного права в России. Некрасов, как и многие образованные люди эпохи, видел, что страна погрязла в кризисе. Бóльшая часть населения была бесправна, необразованна, обречена на полуголодное существование и изматывающий труд. Зато немногочисленные аристократы пользовались всеми мыслимыми привилегиями и не задумывались, что их богатая и безмятежная жизнь оплачена страданиями миллионов крестьян.

Стихотворение построено на антитезе, художественном противопоставлении. Противопоставляются друг другу самодовольный швейцар и трудяги-крестьяне. Противопоставляются жизнь окружённого почетом министра и жизнь «черни», стонущей по всей стране.

Иллюстрация А. Лебедева

Для одних жизнь — это «аркадская идиллия», а для других — бесконечный стон, констатирует поэт. И разорвать этот порочный круг не удаётся, пока сытый не желает помочь голодному, пока «счастливые глухи к добру».

С грустью размышляет Некрасов о судьбе своих соотечественников. Народ с одной стороны велик (русский мужик — «сеятель и хранитель»), а другой стороны — жалок и ничтожен («всё пропьют бедняки до рубля / и пойдут, побираясь дорогой»). Поэт искренне сочувствует своим соотечественникам и желает им добра, но не знает, можно ли надеяться, что однажды простые русские люди заживут хорошо.

Если в «Железной дороге» лирический герой выражает уверенность, что рано или поздно народ «грудью проложит дорогу себе» в светлое будущее, то в «Размышлениях у парадного подъезда» нет подобной уверенности. Обращаясь к народу, автор задаёт вопрос, не имеющий однозначного ответа:

Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Всё, что мог, ты уже совершил, —
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил.

Где можно найти стих Некрасова?

"Выдь на Волгу, чей стон раздается
Над великою русской землей?
Этот стон у нас песней зовется-
То бурлаки идут бечевой".

Надо к завтра выучить, а книжки нету.

Размышления у парадного подъезда
Вот парадный подъезд. По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав свое имя и званье,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь - в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектеры, искатели мест,
И преклонный старик, и вдовица.
От него и к нему то и знай по утрам
Всё курьеры с бумагами скачут.
Возвращаясь, иной напевает "трам-трам",
А иные просители плачут.
Раз я видел, сюда мужики подошли,
Деревенские русские люди,
Помолились на церковь и стали вдали,
Свесив русые головы к груди;
Показался швейцар. "Допусти",- говорят
С выраженьем надежды и муки.
Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд!
Загорелые лица и руки,
Армячишка худой на плечах,
По котомке на спинах согнутых,
Крест на шее и кровь на ногах,
В самодельные лапти обутых
(Знать, брели-то долгонько они
Из каких-нибудь дальних губерний) .
Кто-то крикнул швейцару: "Гони!
Наш не любит оборванной черни! "
И захлопнулась дверь. Постояв,
Развязали кошли пилигримы,
Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв,
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: "Суди его бог! ",
Разводя безнадежно руками,
И, покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами.. .

А владелец роскошных палат
Еще сном был глубоким объят.. .
Ты, считающий жизнью завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство, игру,
Пробудись! Есть еще наслаждение:
Вороти их! в тебе их спасение!
Но счастливые глухи к добру.. .

Что тебе эта скорбь вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро бегущая
Жизнь очнуться тебе не дает.
И к чему? Щелкоперов забавою
Ты народное благо зовешь;
Без него проживешь ты со славою
И со славой умрешь!
Безмятежней аркадской идиллии
Закатятся преклонные дни.
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное,
Полосами его золотя, -
Убаюканный ласковым пением
Средиземной волны, - как дитя
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением) ;
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдешь ты в могилу.. . герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой!. .

Впрочем, что ж мы такую особу
Беспокоим для мелких людей?
Не на них ли нам выместить злобу? -
Безопасней.. . Еще веселей
В чем-нибудь приискать утешенье.. .
Не беда, что потерпит мужик:
Так ведущее нас провиденье
Указало.. . да он же привык!
За заставой, в харчевне убогой
Всё пропьют бедняки до рубля
И пойдут, побираясь дорогой,
И застонут.. . Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
Стонет он по полям, по дорогам,
Стонет он по тюрьмам, по острогам,
В рудниках, на железной цепи;
Стонет он под овином, под стогом,
Под телегой, ночуя в степи;
Стонет в собственном бедном домишке,
Свету божьего солнца не рад;
Стонет в каждом глухом городишке,
У подъезда судов и палат.
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется -
То бурлаки идут бечевой!. .
Волга! Волга!. . Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля, -
Где народ, там и стон.. . Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Всё, что мог, ты уже совершил, -
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?. .
1858
Николай Некрасов

Читайте также: